Бледная поганка - Елена Лабрус

постели останется только Сомов.

И буду невыносимо скучать, пока наконец, не привыкну, что Андрей всё делает не так, что член у него меньше, лизать он не умеет, а кончает слишком быстро.

И лицо Варицкого, кончающего себе на живот с резиновым членом в заднице, запомню на всю жизнь.

— Я убью тебя, если ты кому-нибудь расскажешь, — повторил он, блаженно постанывая.

Это «а!.. а!.. А-а-а-а!» и судорога, что скрутила его тело, станет самым ярким моментом нашей недолгой, но очень плодотворной связи.

— Ну что, Кир, — вздохнула я, когда он вышел из душа. — Прости, если я успела осуществить не все твои мечты.

— Расстаёмся? — спросил он, как обычно, равнодушно.

— Пора.

Он понимающе кивнул.

— Ну, что ж, Юнга, ты теперь не юнга, а настоящий матрос. Удачи тебе, девочка! Соскучишься, заходи.

И он ушёл так же легко, как согласился меня трахнуть.

Так же легко, как уходил всегда.

И наверное, на этом с Кириллом можно было поставить точку: я хорошо зарабатывала, хорошо училась, в мою жизнь пришёл Сомов и не захотел уходить.

Если бы всё было так просто.

Если бы однажды мы снова не встретились и уже не смогли расстаться.

Пытались. Я возвращалась к Сомову. Варицкий трахал других баб.

Боролись. Я клялась, что больше не приду. Он — женился.

Но я возвращалась. Он изменял жене.

21

— Блядь, Юна! Да определись ты уже! Ты с ним или ты со мной? — орал он три дня назад.

— Блядь, Кирилл! Если бы я могла! — крикнула я и хлопнула дверью ванной.

Мы встречались в отеле «Ритц-Карлтон».

С тех пор как я вышла замуж и снова столкнулась с Варицким, мы всё время встречались в гостинице.

Помните, он лишил меня девственности на простынях из «Ритц»?

Чёртов романтик! Он ведь не забыл.

— Вот теперь это настоящий Ритц, — сказал он, приглашая меня первый раз в номер.

Теперь он мог себе его позволить.

— Хочу объяснить тебе кое-что, — выйдя из ванной, я подала ему бумаги.

Мы уже натрахались. Варицкий даже оделся. Ему пора было идти. Я тоже не собиралась задерживаться. Пока он читал, я рассматривала в зеркало засос.

Сука! Опять! Сомов же заметит. Но Кир специально.

— Ты что, совсем дура? — уставился на меня Кирилл, когда ознакомился с документом. — Ты променяла бабкину квартиру вот на это? — скривился он, имея в виду всё сразу: и Сомова, и наш брак, и нашу жизнь.

— Ты же знаешь, я очень целеустремлённая, — пожала я плечами.

— Ты вообще в курсе, сколько она стоит? Твоя пятикомнатная «сталинка» в центре?

— Под восемьдесят миллионов, — кивнула я.

— А если ты умрёшь? — он швырнул на стол документы. — Ты понимаешь, что однажды твой придурок просто скинет тебе на голову кирпич и останется в твоей квартире?

— Не называй его придурок.

— Ну начинается, — выдохнул Кир. — Удивляюсь, как до сих пор не скинул.

— Потому что, если я умру, он ничего не получит. — Бумаги Кир явно не дочитал.

— И кому же достанется твоя часть квартиры, если не мужу, — усмехнулся он.

— Не часть, а вся квартира. Таковы условия. И она достанется тебе.

Варицкий вытаращил глаза. И снова потянулся за документами.

— Мне? — он дважды перечитал нужный пункт. — А кто такая Ольга Борисовна?

— Мать Сомова. Если я решу замочить её сынка, квартира достанется ей.

— У меня нет слов, — покачал он головой.

— Я знала, что тебе понравится, — усмехнулась я.

— А знаешь, что мне НЕ нравится? Что ты вечно его защищаешь. Что гуляешь от него напропалую и сдуваешь с него пылинки. Он же мудак, каких поискать, просто смазливый.

— Он не мудак.

— Блядь, Юна! Он безвольный, слабый, трусливый. Он же знает, с кем ты ему изменяешь. И что он сделал? Пришёл и набил мне морду? Нет, он решил, что просто будет трахать других девок, ещё и таскать их домой тебе назло, — Варицкий скривился.

— Он… — я посмотрела на договор.

— Что? Думаешь, так боится потерять твою квартиру? Да хуйня. Захотел, ушёл бы.

Но я хотела сказать о другом.

— Он не виноват. Это я его сделала таким, Кир. Я испортила ему жизнь. Да, он, может, не самый умный, и не такой сильный, как ты, но он был другим.

— Да никогда он не был другим, — расхаживал по номеру Кир. — Избалованный матерью и женским вниманием, ну что он сделал сам? Школу закончил? — Он взял из вазы яблоко, потёр его о штанину и смачно, с хрустом откусил. — Так, его мать директор школы, — сказал он, жуя, — и он все одиннадцать лет просидел при ней. В институт поступил? Так, отец сделал ему целевое от своей энергетической компании. Кое-как доучился? И что? — он снова откусил яблоко и бросил откусанное обратно в вазу с фруктами. — Сам он чего-то добился? Нет, снова отец подсуетился, чтобы сынок получил хорошее место. И поверь, твой Сомов будет сидеть на жопе ровно до пенсии, потому что государственное финансирование, зарплата, льготы, проезд. Это характер, Юна. Ты никак не могла его испортить.

— Могла, Кирилл! — замазав тональным кремом засос, я бросила тюбик в сумку. — Он был добрее, заботливее, счастливее. Играл в баскетбол. Любил животных. Хотел детей. Но…

— Что? Ты не позволила ему завести котёнка? Отобрала мячик? Не смогла родить?

— Это было моё условие. Плодить себе подобных, — я покачала головой. — Не хочу своим детям ни своей некрасивой внешности, ни своей некрасивой судьбы. Ни за что.

— Ну и дура, — выдохнул Кир. — Или твой муж — дурак. Мог бы настоять.

— Это ты мог бы настоять, — усмехнулась я. — Но я не с тобой. Я с ним, — отвернулась я.

— Нет, ты со мной, — схватил он меня за руку и с силой развернул. — Могла бы быть со мной. И мне до чёртиков всё это надоело. Нет, не так, — он встал на колени и обнял меня за ноги. — Останься со мной. Я… в общем, да. Да, чёрт побери!

22

Я назначила встречу в кафе через час, а спустилась через два, но Тварь всё ещё была там.

Уже не такая высокомерная, наглая и откровенно оборзевшая, как месяц назад. Тихая, я бы сказала, робкая, как овечка.

— Отдай мне, пожалуйста, записи, — попросила она.

— М-м-м… даже пожалуйста, — хмыкнула я.

— Клянусь, я не подойду больше к Сомову на пушечный выстрел и никогда не буду с ним встречаться, — смотрела она умоляюще.

— А я обещаю, что не буду использовать эти записи.

Она сглотнула.

— Мне будет спокойнее, если они будут у меня.