Любимые дети его - Емельянов

и первый из них упал, разрубленный пополам, раньше, чем что-либо понял.

“Ты знаешь, я думаю, отец Мэйлэй был прав, — говорил Лэйр. — Свет не покидает никого. Что, если он не покидает и их?”

Тейрис приподнялся на локте и закашлялся так, что едва не выплюнул лёгкие. Потом отдышался, встал на четвереньки, потом на ноги и, пошатываясь, подошёл подобрать меч. Бой продолжался. Освободившийся рыцарь бился в самой гуще, половина других дк ринулась на него. Он дал время воинству Света переформироваться, занять более выгодные позиции и в итоге отбить нападение.

Тейрис продержался до конца боя. Когда победа стала очевидной и остатки Плети начали отступать, он тяжело опустился в снег и огляделся вокруг.

Освободившийся рыцарь погиб, в конце концов зарубленный рунными мечами. Тейрис смотрел туда, где среди горы трупов лежало его тело и думал: никто даже не отличит его от других дк. Его тело сожгут вместе с остальными, и никто никогда не увидит разницы, ничего не узнает.

Только Свет. Может быть, для него и так нет разницы межу всеми нами. Ни между проклятыми, ни между праведными. И поэтому он будет знать, кто достоин его милости. Может быть, все достойны, да, Лэйр? Может быть, все мы здесь прокляты и все мы здесь праведны, и мы стоим друг против друга, как агнцы, и ведаем страх, и отчаяние, и любовь. И может быть всех нас можно спасти.

А потом он встал на колени и оперся на рукоятку меча.

— Дорогой Свет, — сказал Тейрис, — прости, что давно не приходил. Кажется, я потерял веру. Мне было больно, и страшно, и стыдно, и мне до сих пор так. Я зол и я в отчаянии. И я скорблю. И я прошу тебя: помоги мне. Дай мне сил. Ибо я больше не хочу бродить во тьме.

* * *

Заваруха вышла знатной, а новичков тут было — полвзвода. Тейрис на минутку снял шлем, вытер пот со лба и огляделся. Неподалёку у камня лежал совсем ещё зелёный паладинчик. Выглядел он препаршиво. Тейрис, пригнувшись, рванул к нему.

— Эй, парень, живой ещё?

— Я умираю? — испуганно спросил парень.

Тейрис наскоро осмотрел его. Рана была серьёзной.

— Ну, пока ещё нет, — успокоил он парня. — Ты только приехал, не успел же даже достопримечательности посмотреть.

Он похлопал парня по плечу, поднялся, снова огляделся и заорал во всю глотку:

— Зендари!

Высокая троллька-хил обернулась к нему. Тейрис замахал рукой.

— Сюда, здесь срочный!

— Здеся у вас тута все срочные! — огрызнулась Зендари.

— Я серьёзно! — гаркнул Тейрис. — Его в первую очередь, жми сюда.

Троллька не стала спорить и побежала к ним.

Тейрис снова сел на колени рядом с парнем.

— Давно тут? — спросил он.

— Пару недель, — слабо ответил парень.

— Послушай, — сказал Тейрис. — Я на этой войне уже семь лет, и поверь, здесь всегда такое веселье. Ты, считай, как кислые щи — обычное дело, ежедневное блюдо, осточертело всем уже. Сейчас Зендари тебя подлатает, а потом мы отправим тебя к Змею с Ловчим, и они поставят тебя на ноги. Понял?

— Понял, — уныло ответил парень.

— Эй, — позвал Тейрис, — эй, всё будет хорошо.

Зендари уже была рядом и творила какое-то своё вуду, обсыпая парня зелёными рассыпающимися в воздухе лепестками.

Уже подбежали санитары, когда парень вдруг схватил Тейриса за наплечник, потянул к себе и сказал, глядя на него расширившимися от ужаса глазами:

— Свет оставил это место. Я не хочу умирать здесь.

Тейрис мягко отцепил его руку от наплечника и сжал в ладони.

— Свет не оставляет никого из нас, и никакую землю, — сказал он. — У всех наступает день, когда они теряют веру. Но ты теряешь не её, а себя. И ты вернёшь и себя, и её. Потому что Свет не оставляет праведных.

— А если я неправедный? — слабо спросил парень.

— Котят мучил? — спросил Тейрис. — Бабушке жёлудь в тапок подложил? Отсосал святому отцу во время мессы?

Парень не выдержал и фыркнул. Тейрис улыбнулся.

— Я знал парня, который считал, что Свет не оставляет даже проклятых. Он, правда, умер, но ты сейчас об этом не думай.

— Ой, уносите его, — сказала Зендари. — А то этот языкастый щас ему поможет отойти к Свету.

— Скажи, что ты от Тейриса! — крикнул им вслед Тейрис.

— А то они его без этого оперировать не будут, — съязвила Зендари.

— Будут, но так швы красивей сделают, — ответил Тейрис. — Я через неделю в увольнительную к ним поеду, полюбуюсь.

Зендари махнула рукой.

Тейрис напялил обратно шлем и огляделся. Бой ещё шёл, но Плеть начинала отступать.

— Ну, Свет со мной, — бодро пробормотал Тейрис и ринулся в самое месиво.

“Семь лет, — думал Тейрис, — ничего себе, и правда”.

За эти семь лет он находил и терял друзей. За эти семь лет произошёл бой у Часовни Последней Надежды, освобождение Дариона Могрейна и многих других. Тейрис видел дк, сражавшихся на его стороне, и своих бывших друзей, бившихся против него. Прошло шесть лет со дня смерти Лэйра. И теперь, наверное, Тейрис понимал его намного лучше, чем тогда. Теперь он уже был ветераном и во всей мере осознавал, насколько они были не готовы ко всему, что им пришлось пережить. И сейчас он видел многое из того, что уже тогда видел Лэйр, и о чём сам он начал думать лишь после его смерти.

Если бы ты узнал про Часовню, думал он иногда. Если бы ты узнал. Ты был бы счастлив? Тебе стало бы легче? Ты знал, что их можно спасти, ты думал об этом с первого дня. Ты бы принял их, сразу, без сомнений, как я не могу принять. Я вижу, как они ходят среди нас, оставаясь чужими для всех — для своих и чужих, и я сам среди тех, кто сторонится их. Воин Света, молот правосудия, я создан для воздаяния таким, как они. Но помнишь, как мы смотрели на них и ты спрашивал: что они чувствуют? Что они думают? Один дк сказал мне: вы не имеете представления, что мы такое. Ты хотел это знать. Хотел, когда никому ещё не было до этого дела. Я боюсь их, Лэйр. Я ненавижу их. Я жажду воздаяния и правосудия. Но я понимаю тебя. Я тоже хочу знать. И я хочу знать, что ты увидел тогда, в последние дни, в свой последний бой — что ты хотел сказать им.

Мы все сходим с ума на этой войне, и я тоже, можешь не сомневаться. Сегодня я видел нормального парня — от