О психологии западных и восточных религий (сборник) - Карл Густав Юнг

class="p1">797 Даже Срединная тропа в конце концов становится «помраченной желаниями». Это очень правильное изречение, которое невозможно достаточно убедительно воспроизвести для европейского слуха. Когда пациенты или нормальные индивидуумы знакомятся со своим бессознательным материалом, они набрасываются на него с той неудержимой жаждой и алчностью, с какой прежде предавались экстраверсии. Дело не столько в отступлении от объектов желания, сколько в отрешенном отношении к желанию как таковому, независимо от объекта. Мы не в состоянии добиться бессознательной компенсации посредством усиления неконтролируемых желаний. Следует терпеливо ждать и следить, не проявится ли она внезапно; а когда она появляется, нужно принимать ее такой, какая она есть. Так мы вынуждены прибегать к созерцательной установке, которая нередко уже сама по себе оказывает освобождающее и исцеляющее воздействие.

Трансцендентное единение

798 «Двойственности на самом деле нет, многообразие неистинно». Это, безусловно, одна из фундаментальных истин Востока. Противоположностей не существует, вверху и внизу — то же самое дерево. В «Изумрудной скрижали» говорится: «Quod est inferius, est sicut quod est superius, et quod est superius, est sicut quod est inferius, ad perpetranda miracula rei unius»[787]. Многообразие тем более иллюзорно, что все отдельные формы возникают из нераздельного единства психической матрицы, из глубин бессознательного. Приведенное изречение подразумевает, если воспользоваться психологическими терминами, субъективный фактор — материал, непосредственно собираемый в констелляцию под воздействием раздражителя, первого впечатления, которое каждое новое восприятие истолковывает по предыдущему опыту. Этот «предыдущий опыт» восходит же к влечениям, то есть к наследственным и неотъемлемым формам психического поведения, к завещанным предками «вечным» законам человеческого ума. Однако это изречение полностью упускает из виду возможную трансцендентную реальность физического мира как такового; это противоречие знакомо философии санкхьи[788], где Пракрити и Пуруша, будучи разнесенными полюсами Сущего, образуют космическую пару, с которой трудно иметь дело. Нужно закрыть глаза на дуализм и на множественность, а также забыть о существовании мира, если возникает потребность отождествить себя с монистическим праисточником жизни. Разумеется, сразу встает вопрос, почему Единому надлежало являться во множестве, раз уж единственная действительность принадлежит Всеединству? В чем причина многообразия — или иллюзии многообразия? Если Единое довольствуется собой, зачем ему понадобилось отображаться во многом? Что более реально — Единое, которое отображается, или зеркало, подставленное для отображения? Наверное, такие вопросы задавать не следует, ибо ответа на них все равно нет.

799 С точки зрения психологии обоснованно утверждать, что единение достигается путем отступления от мира сознательности. В стратосфере бессознательного не бушуют никакие бури, там нет ничего настолько дифференцированного, чтобы вызывать напряжения и конфликты, которые на самом деле относятся к поверхности нашей действительности.

800 Ум, в котором соединяется несоединимое, то есть сансара и нирвана, воплощается в конечном счете в нашем духе. Продиктовано ли такое утверждение глубочайшей скромностью — или заносчивой дерзостью? Значит ли это, что ум — всего лишь «не что иное, как ум»; или же что наш ум и есть Разум? Конечно, утверждается последнее, и с точки зрения Востока в этом нет никакой дерзости; наоборот, это совершенно приемлемая истина. Мы добились бы того же результата, сказав: «Я — Бог». Это подлинное «мистическое» переживание, пусть западному человеку оно и кажется крайне спорным; на Востоке же, где в чести иной склад ума, никогда не терявший связи с инстинктивными основами, оно расценивается совершенно по-другому. Коллективная интровертная установка Востока не позволяла чувственному миру разрывать витальную связь с бессознательным, психическая действительность никогда не оспаривалась всерьез, несмотря на наличие так называемых материалистических спекуляций. Единственной известной аналогией этому факту является духовное состояние дикаря, который удивительным образом путает сны и действительность. Разумеется, мы не смеем называть восточный склад ума дикарским, поскольку сами испытали глубокое воздействие его замечательной цивилизованности и утонченности. Тем не менее он опирается на первобытную духовность; это особенно справедливо в отношении признания действительности таких психических явлений, как духи и привидения. Запад попросту развивал иную сторону первобытности, как можно более точное наблюдение природы за счет абстракции. Наше естествознание развилось из изумительной наблюдательности дикаря. Мы добавили к ней толику абстракции — из опасения столкнуться с противоречивыми фактами. В свою очередь Восток превозносит психическую сторону первобытности заодно с непомерным количеством абстракции. Факты поставляют отличные истории, но не более того.

801 Итак, если Восток заявляет, что Разум свойствен каждому, то в этом не больше дерзости или скромности, чем в европейской вере в факты, выводимые из человеческого наблюдения, а иногда и подавно — лишь из истолкований. Потому-то европейцы небезосновательно опасаются чрезмерного абстрагирования.

Великое самоосвобождение

802 Я неоднократно отмечал, что смещение личного осознания на менее постижимые духовные области действует освобождающе. Также я описывал, пусть кратко, трансцендентную функцию, которая вызывает трансформацию личности, и подчеркивал важность спонтанной, бессознательной компенсации. Далее, я указывал на пренебрежение этим значимым фактом со стороны йоги. Данный раздел текста как будто подтверждает мои наблюдения. Усвоение «всей сути» этих учений и составляет, по-видимому, сущность «самоосвобождения». Западный человек понял бы сказанное так: «Усвой урок и повторяй его, тогда ты освободишь себя». Именно это, как правило, и происходит с большинством европейцев, которые обращаются к йоге. Они склонны «заниматься ею» на свой экстравертный лад, нисколько не заботясь о необходимости мысленно смотреть внутрь себя, тогда как это условие — главное в учениях наподобие йоги. На Востоке истины в столь большой степени являются элементами коллективного бессознательного, что даже ученики усваивают их по меньшей мере интуитивно. Сумей европеец вывернуться наизнанку и жить как человек Востока, со всеми теми социальными, моральными, религиозными, интеллектуальными и эстетическими обязательствами, которые повлек бы за собой этот путь, он мог бы извлечь из этих учений максимальную пользу; однако невозможно по вере, морали и интеллектуальной манере оставаться добрым христианином и одновременно всерьез практиковать йогу. Я видел столько подобных случаев, что сделался отъявленным скептиком. Ведь западный человек не в состоянии легко отбросить свое прошлое, в отличие от собственной короткой памяти. История у него, можно сказать, в крови. Никому не посоветую браться за йогу без тщательного анализа своей бессознательной реакции. Что за смысл подражать йоге, когда темная сторона человека остается, как и прежде, все такой же средневеково-христианской? Если кто-то способен провести остаток своих дней на газельей шкуре под деревом Бо[789] или в келье какой-нибудь гомпы[790], забыв о политике и рисках разорения от игры на бирже, то такой исход можно считать благоприятным. Но йога в Мэйфере или на Пятой авеню[791] (или где угодно, куда можно позвонить по телефону) будет духовным мошенничеством.