О психологии западных и восточных религий (сборник) - Карл Густав Юнг

воплощение и скажет: «Я знаю об исчезновении различий в единстве, знаю, что различий больше нет». Сам факт воплощения доказывает его неизбежную неполноту. Невозможно познать то, что неотличимо от него самого. Даже если сказать: «Я знаю себя самого», некое крохотное — познающее — «Я» все равно будет отличаться от «меня самого». В этом, так сказать, атомизированном «Я», которое полностью игнорируется принципиально недуалистической точкой зрения Востока, таится, тем не менее, все незамутненное и множественное мироздание в своей очевидной реальности.

818 Опыт единения является примером быстро схватывающего (quick-knowing) восточного прозрения, интуитивного постижения возможной ситуации, когда человек одновременно существует и не существует. Будь я мусульманином, я бы сказал, что власть Всемилостивого бесконечна, и лишь Он один может устроить так, чтобы человек существовал и не существовал в одно и то же время. Впрочем, таков, каков есть, я не могу представить себе подобную возможность. Поэтому я считаю, что восточная интуиция заходит здесь слишком далеко.

Несотворенность Разума

819 В этом разделе подчеркивается, что в отсутствие каких бы то ни было определенных качеств нельзя утверждать, будто Разум был сотворен. Но тогда нелогично будет и заявлять, что он несотворен, ведь подобное определение представляет собой присвоение качества. На самом деле невозможно делать никаких высказываний о том, что не имеет признаков или качеств и к тому же непознаваемо. Именно по этой причине западная психология говорит не о Едином разуме, а о бессознательном, которое рассматривается в качестве вещи в себе, ноумена, некоего «чисто отрицательного предиката», если цитировать Канта[807]. Нас часто упрекали за употребление такого негативного выражения, но, к сожалению, интеллектуальная честность не позволяет прибегать к позитивным обозначениям.

Йога внутреннего созерцания

820 Если до сих пор еще оставались сомнения в тождестве Единого Разума и бессознательного, данный раздел их рассеивает, «ибо Единый Разум состоит из пустоты и не имеет основы, а собственный ум пуст, как небеса». Единый Разум и ум индивидуальный в равной степени пусты и бессодержательны. Под этим наверняка подразумеваются коллективное и личностное бессознательное, поскольку сознающий разум никак нельзя назвать «пустым».

821 Как я уже говорил, восточный склад ума особую важность придает субъективному фактору — прежде всего, интуитивному «первому впечатлению», или психической предрасположенности. Этот факт и подчеркивается в изречении: «Все явления на самом деле суть лишь представления… измышленные самим же умом».

Дхарма в тебе

822 Дхарма — закон, истина, руководство — существует, по всей видимости, «в одном только уме». Точно так же и бессознательному доверены все те способности, какие Запад приписывает Богу. Между тем трансцендентная функция показывает правоту Востока в признании того, что комплексное переживание дхармы исходит «изнутри», из бессознательного. Вдобавок становится ясно, что явление спонтанной компенсации, неподвластной человеческому влиянию, полностью соответствует определениям «милость Божья» и «воля Божья».

823 В этом и предыдущем разделах текста постоянно подчеркивается, что интроспекция представляет собой единственный источник духовных сведений и наставлений. Будь интроспекция чем-то болезненным, как считает кое-кто на Западе, то практически весь Восток — или, во всяком случае, те его области, которые еще не заражены благодеяниями Запада — пришлось бы отправить в сумасшедший дом.

Великолепие учений

824 Этот раздел текста называет ум «естественной мудростью», по сути, используя почти те же словами, которыми я обозначаю символы, продуцируемые бессознательным. Я говорю о «естественных символах»[808] и выбрал такое определение задолго до того, как узнал о данном тексте. Об этом факте я упоминаю только потому, что совпадение наглядно выражает параллелизм в открытиях восточной и западной психологии.

825 Наш текст также подтверждает сказанное ранее о невозможности «знающего я»: «Пускай все вокруг совершенное бытие, никто не может его видеть, и сие поистине чудесно». Это и вправду чудесно — и непонятно, ибо каким образом нечто подобное может осуществиться в истинном смысле слова? Оно остается «незапятнанным злом» и «незатронутым добром». На память сразу приходят «6000 футов по ту сторону человека и времени» у Ницше[809]. Однако последствия такого утверждения обычно упускаются из вида приверженцами восточной мудрости; сидя в безопасности и веруя в расположение своих богов, можно, конечно, восхищаться такой возвышенной моральной неразборчивостью. Но разве сопоставима она с нашим темпераментом или с нашей историей, которая в результате не усваивается, а, скорее, забывается? Не думаю, что это правильно. Тот, кто с упоением отдается высшей йоге, должен доказывать свою приверженность моральной неразборчивости — и как виновник зла, и как его жертва. Психологам хорошо известно, что моральные конфликты не улаживаются одним признанием превосходства, которое граничит с бесчеловечностью. Нынешняя действительность дает нам ужасающие примеры вознесения сверхчеловека над моральными принципами.

826 Я не сомневаюсь в том, что восточное освобождение от пороков и добродетелей в любом отношении связано с отрешенностью, и йогин выводится за пределы дольнего мира в состояние активной и пассивной невинности. Но подозреваю, что любая европейская попытка достичь отрешенности будет означать всего-навсего освобождение от моральных обязательств. Каждый, кто пробует свои силы в йоге, должен поэтому осознавать далеко идущие последствия данного занятия, иначе его духовной авантюре суждено остаться ничего не значащим времяпрепровождением.

Великая четверная тропа

827 Текст гласит: эта медитация происходит «без сосредоточения мыслей». Принято думать, будто йога заключается главным образом в упорном сосредоточении. Мы полагаем, будто нам известно, что такое сосредоточенность, однако очень непросто прийти к подлинному пониманию восточного сосредоточения. Наша разновидность вполне может считаться прямой противоположностью восточной, в чем убеждает изучение дзен-буддизма[810]. Если же трактовать изречение «без сосредоточения мыслей» дословно, то получится, что медитация не направлена ни на что. Поскольку у нее нет центра, она выступает, скорее, как своего рода растворение сознательности, а тем самым открывает прямую дорогу к бессознательному состоянию. Сознательность всегда предполагает известную степень сосредоточенности, без которой нет ясности и сознаваемости. Медитация без сосредоточения — пустое бодрствование на границе засыпания. Поскольку в нашем тексте говорится о превосходнейшей из медитаций, то, надо полагать, существует и менее превосходная медитация, для которой, по-видимому, характерна большая степень сосредоточения. Та же медитация, о которой идет речь в нашем тексте, является, похоже, царской дорогой к бессознательному.

Великий свет

828 Главным мистическим переживанием предстает просветление, которое в большинстве форм мистицизма уместо символизируется светом. Любопытно и парадоксально, что движение в сторону области, как нам кажется, глубочайшей тьмы, приносит плод в виде сияния просветленности. Между тем это употребительная энантиодромия «per tenebras ad lucem» (сквозь тьму к свету). Во многих инициационных церемониях[811] имеет место κατάβασις εἰς ἄνδρoν (спуск в пещеру), погружение