Ловец снов - Стивен Кинг

— Заткнись на хрен.

Не мели дерьма, которого не понимаешь.

— Вполне возможно, что мне придется подыхать из-за…

— …тебя, так что почему бы тебе не держать свое хреново…самовлюбленное

(изображение капризного ребенка с выдвинутой нижней губкой).

— такое рациональное, логическое дерьмо, при себе.

Генри потрясение уставился на него, обалдев отнеожиданности. Когда к нему в последний раз обращались в подобном тоне?Кажется, вообще никогда.

— Мне необходимо одно, — пояснил бледный от усталости Оуэн.Лицо осунулось, кожа туго обтянула скулы. — Хочу найти и остановить твоегоТифозного Джоунси. Ясно? И хрен с ними, с твоими тонкими чувствами, хрен ствоей нежной натурой и хрен с тобой. Вот так.

— Согласен, — кивнул Генри.

— Не желаю выслушивать лекции по этике и принципам морали отмалого, задумавшего вышибить свои сверхобразованные, сверхчувствительные мозги.

— О'кей.

— Поэтому трахни свою мать и сдохни.

В «хамви» стало тихо. Ничего, совсем ничего, кроме визгаветряного пылесоса за окнами.

— Вот что мы сделаем, — наконец решил Генри. — Я трахну твоюмать и сдохну, ты трахнешь мою мать и сдохнешь. Таким образом, удастсяблагополучно избежать инцеста.

Оуэн невольно улыбнулся. Генри ответил улыбкой.

Что делают Джоунси и мистер Грей? Можешь сказать? — спросилОуэн.

Генри облизнул губы. Нога почти не чесалась, но язык обростак, что казался обрывком старого плюшевого коврика.

— Нет. Они отключились. Вероятно, это штуки Грея. А твойбесстрашный вождь? Курц? Он все ближе и ближе, верно?

— Да. Если хотим сохранить фору, нужно шевелиться.

— Будет сделано.

Оуэн поскреб красную пленку, рассеянно сдул с пальцевволокна и чуть прибавил скорость.

Номер 41, говоришь?

Да. Оуэн!

Что тебе?

Я боюсь.

Даддитса?

Что-то в этом роде.

Почему?

Не знаю.

Генри поднял на Оуэна потухший взгляд.

Чувствую, с ним что-то неладно.

7

Полуночный сон неожиданно обернулся явью, и когда в дверьпостучали, Роберта обнаружила, что ноги не идут. Отказываются ее держать. Ночьсменилась бледным хмурым утренним светом, нагонявшим еще большую тоску, и онитут, Пит и Бив, мертвецы явились за ее сыном.

В дверь снова ударили кулаком, раз, другой, с такой силой,что фотографии затряслись, особенно забранная в рамку первая страница местной«Ньюс» со снимком Даддитса, его друзей и Джози Ринкенхауэр. Все шестеро стоятобнявшись, с глупыми широкими улыбками до ушей (как прекрасно выглядел Даддитсна этом снимке, каким сильным и нормальным), а внизу подпись крупными буквами:

ДРУЗЬЯ-ШКОЛЬНИКИ ИГРАЮТ В ДЕТЕКТИВОВ. ПРОПАВШАЯ ДЕВОЧКАНАЙДЕНА.

Бац! Бац! Бац!

Нет, подумала она. Буду сидеть тихо, и рано или поздно ониуйдут, должны уйти, не могу же я пригласить мертвецов, главное, не подаватьвиду…

Но мимо стремглав промчался Даддитс — промчался, — хотя впоследнее время даже ходил с трудом, и его глаза наполнились тем прежнимнесказанным сиянием, какими хорошими мальчишками они были, сколько счастьяпринесли ему, но теперь мертвы, пришли за ним сквозь бурю, мертвые!

— Дадди, нет! — вскрикнула она, но он, не слушая, пролетелмимо старой фотографии: Даддитс Кэвелл на первой странице, Даддитс Кэвеллгерой, бывают же чудеса, и она услышала, как он кричит, открывая дверь:

— Ени! Ени! ЕНИ!

8

Генри открыл было рот, пытаясь что-то сказать — он сам незнал что, слова не шли с языка. Он застыл, как громом пораженный. Это неДаддитс, не может быть Даддитс, наверное, какой-то больной дядюшка илидвоюродный брат, белый, как стенка, лысая макушка кое-как прикрыта съехавшейнабок бейсболкой «Ред сокс», щетинистые щеки, засохшая кровь под носом,огромные темные круги под глазами. И все же…

— Ени! Ени! Ени!

Смеясь. Плача. Покрывая его звонкими чмокающими, уже немногопозабытыми поцелуями… Поцелуями прежнего Даддитса. Где-то глубоко, в хранилищахпамяти, Бивер Кларендон прошептал: «Если вы, парни, кому-нибудь проболтаетесь…»И ехидная реплика Джоунси: «Да-да, ты больше никогда не будешь водиться с нами,онанист гребаный…» Даддитс, это Даддитс целует щеки Генри, покрытые пятнамикрасной проказы… но почему у него такой вид? Ужасно худой… нет, не то слово,изможденный. А кровь в ноздрях, запах, исходящий от него, не та вонь, что отБекки Шу, не смрад затканного байрумом дома, но все равно безошибочный запахсмерти.

И Роберта была тут. Стояла в прихожей под снимком Даддитса иЭлфи на карнавале «Дни Дерри». Оба счастливые, веселые, оседлавшие пластиковыхкарусельных коней.

Не приехал на похороны Элфи, но послал открытку, подумалГенри, презирая себя.

Роберта ломала руки, глядя на него глазами, полными слез, ихотя она немного пополнела в груди и бедрах, а волосы почти совсем поседели,все же ее сразу можно было узнать, а Даддитс… о Господи, Даддитс…

Генри смотрел на нее, обнимая старого друга, продолжающеговыкрикивать его имя. И осмелился похлопать Даддитса по плечу, остро ощутивхрупкость кости, казалось, готовой рассыпаться от малейшего прикосновения, каккрылышко птички.

— Роберта, — сказал он, — Роберта, Боже мой, что с ним?

— ОЛЛ, — ответил она, выдавив слабую улыбку. — Звучит, какназвание стирального порошка, верно? Острый лимфолейкоз. Обнаружили девятьмесяцев назад, и лечить, по-видимому, было уже поздно. Все, что остается, —выиграть немного времени.

— Ени! — воскликнул Даддитс. Посеревшее измученное лицоосвещено прежней нелепой улыбкой. — Ень оой, емо се о зе.

— Верно, — кивнул Генри и заплакал. — День другой, дерьмовсе то же.

— Я знаю, почему вы здесь, — сказала Роберта, — но не нужно.Пожалуйста, Генри. Умоляю. Не забирайте моего мальчика. Он умирает.

9

Курц уже собирался выслушать отчет Перлмуттера о последнихпродвижениях Андерхилла и его нового дружка — Генри, вот как его зовут, ГенриДевлин, — но тот испустил долгий вибрирующий крик, обернув лицо к крыше«хамви». Как-то в Никарагуа Курц помог женщине произвести на свет ребенка (иони еще называют нас извергами, сентиментально думал он), и этот вопль напомнило том случае, на берегах прекрасной реки Ювена.