Ловец снов - Стивен Кинг

— Мэм, мне трудно ответить на эти вопросы…

— Boa, — внезапно вмешался Даддитс. — Оси оцет воу.

Войну? — мысленно спросил у Генри встревоженный Оуэн. Какуювойну?!

Не важно, ответил Джоунси, и его голос в голове Оуэна былопять еле слышен. Нам пора.

— Мэм, миссис Кэвелл, — начал Оуэн, очень осторожно беря ееза руку. Генри любил эту женщину, как мать, и Оуэн понимал почему. От нееисходила аура доброты, благожелательности и непередаваемого обаяния. — Мыдолжны ехать.

— Нет. О, пожалуйста, скажите «нет». — Она снова заплакала.

«Не надо, леди, — вертелось на языке Оуэна. — Дела и безтого хуже некуда. Пожалуйста, не надо».

— За нами гонятся. Очень нехороший человек. Мы должныисчезнуть, пока он не явился.

Несчастное печальное лицо Роберты осветилось решимостью.

— Хорошо. Согласна. Но тогда я еду с вами.

— Нет, Роберта, — покачал головой Генри.

— Да-да! Я позабочусь о нем! Дам таблетки… преднизон…захвачу лимонные тампоны, и…

— Ама, айся есь.

— Нет, Даддитс, нет!

— Ама, айся есь. Аано! Аано! — возбужденно твердил Даддитс.«Мама, оставайся здесь. Безопасно…»

— У нас нет времени, — напомнил Оуэн.

— Роберта, — повторил Генри. — Пожалуйста.

— Позвольте мне ехать! — заплакала она. — Дадди — это все,что у меня есть!

— Ама, — твердо сказал Даддитс странно взрослым голосом. —Айся ЕСЬ.

Роберта взглянула на сына и как-то сразу поникла.

— Хорошо, — сказала она. — Еще минуту. Мне нужно кое-чтособрать.

Она метнулась в комнату Даддитса и вернулась с бумажнымпакетом.

— Это его таблетки. В девять надо дать преднизон. Незабудьте, иначе он расчихается так, что грудь заболит. Если попросит, дайтеперкосен, а он скорее всего попросит, потому что в последнее время не терпитхолода.

Роберта смотрела на Генри грустно, но без упрека. А он почтихотел, чтобы его осуждали. Видит Бог, ни одного своего поступка он не стыдилсябольше, чем этого. Дело даже не в лейкозе. В том, что Даддитс так давно итяжело болен, а они даже не знали.

— И лимонные тампоны… смазывайте только губы, десны впоследнее время кровоточат, и лимонный сок щиплет. Вата в нос, если пойдеткровь. Да, и катетер. Видите, на плече?

Генри кивнул. Пластиковая трубка, торчащая из марлевойповязки. При виде нее Генри мгновенно испытал дежа-вю.

— Прикрывайте его, когда выходите на улицу… Доктор Брископосмеивается надо мной, но я уверена, что холод проникает внутрь… достаточношарфа… даже носового платка…

Она снова плакала, безуспешно стараясь сдержать всхлипы.

— Роберта… — начал Генри, тоже поглядывая на часы.

— Я позабочусь о нем, — сказал Оуэн. — Я ухаживал за па досамой смерти. И знаю насчет преднизона и перкосена все.

Все — и больше: сильнодействующие стероиды, мощныеболеутоляющие. А в конце — марихуана, метадон и, наконец, чистый морфий, кудакруче любого героина. Морфий — самое надежное орудие смерти.

Она немедленно коснулась его сознания: странное, щекочущееощущение, совсем как когда ступаешь босыми пятками по пушистому ковру. Дажечуть приятно. Она пыталась понять, правду ли он сказал об отце: скромныйподарок от ее необыкновенного сына. Оуэн понял, что она так давно пользоваласьим, что теперь даже не понимала, что именно делает… совсем как друг ГенриБивер, вечно жующий зубочистки. Конечно, до Генри ей было далеко, но все же иона кое-что умела, и Оуэн ничему в жизни так не радовался, как тому, что сейчасне солгал.

— Не лейкоз, — сказала она.

— Рак легких. Миссис Кэвелл, нам в самом деле надо…

— Мне нужно дать ему еще кое-что.

— Роберта, мы не можем… — начал Генри.

— Я мигом, мигом! — Она бросилась на кухню.

Оуэн вскинул голову. Вид у него был испуганный.

— Курц и Фредди с Перлмуттером… Генри, я не могу сказать,где они! Я их потерял!

Генри открыл пакет с лекарствами, заглянул внутрь. Ипоражение застыл, словно загипнотизированный видом того, что лежало на коробкес глицерино-лимонными тампонами. Он ответил Оуэну, но голос, казалось,доносился с дальнего конца некоей никем не открытой долины, о существованиикоторой Генри не подозревал. Теперь он знал, что такая долина есть. И была. Неодин год. Нельзя, невозможно утверждать, будто Генри в голову не приходиламысль о чем-то подобном, но почему, во имя Господа, он все это время былнастолько ленив и нелюбопытен?!

— Они только что прошли поворот № 29, — сказал Генри. — Вдвадцати милях от нас. А может, и ближе.

— Что это с тобой?

Генри сунул руку в пакет и вытащил непонятного назначенияпаутину из бечевки, висевшую над кроватью Даддитса здесь и в доме наМейпл-лейн.

— Даддитс, где ты взял это? — спросил он, хотя ответ уже былне нужен.

Ловец снов был меньше того, что болтался под потолком «Дырыв стене», но если не считать размеров, оба ничем не отличались друг от друга.

— Ие, — пояснил Даддитс, не сводя глаз с Генри. Будто так доконца и не поверил, что Генри рядом. — Ие ал ме. А одето, а олой еее.

Хотя возможность читать чужие мысли угрожающе иссякала, помере того как организм справлялся с байрумом, Оуэн легко понял, о чем идетречь. «Бивер прислал на Рождество. На прошлой неделе», — сказал Даддитс. Длялюдей, пораженных синдромом Дауна, времени фактически не существовало, и,похоже, Даддитс не исключение. Для него прошлое — это «та неделя», будущее —«следующая». Оуэн подумал, что, если бы так считали все, в мире было бы кудаменьше печали и ненависти.

Генри бросил последний взгляд на маленького Ловца снов иубрал его в пакет как раз в ту минуту, когда в прихожую ворвалась Роберта.Завидев ее, Даддитс расплылся в улыбке.

— Уби-у! — воскликнул он. — Оя ока!

Он схватил коробку и расцеловал мать в обе щеки.

— Оуэн, — сказал Генри, блестя глазами. — У меня о-о-ченьхорошие новости.

— Выкладывай.

— Ублюдки застряли: перевернулся трактор с прицепом, как разрядом с поворотом № 28. Потеряют минут десять, а то и двадцать.