Алая Вуаль - Шелби Махёрин

утешении, но даже ее присутствие мало успокаивает меня сейчас. Когда рядом с нами появляется Одесса и берет меня за другую руку, Михаль прочищает горло на помосте.

— Пиршество официально окончено, — говорит он. — Покиньте это место и не возвращайтесь. — Кивнув головой в сторону Паши и Ивана, он говорит: — Делайте с ними, что хотите.

Он поворачивается на каблуке и исчезает через неприметную дверь в стене позади. Одесса все настойчивее тянет меня за руку, шепча, чтобы я поторопилась, поторопилась, пока Паша и Иван поднимают на ноги пленных вампиров. Они тащат их тела в центр ямы.

— Селия, двигайся…

Одесса силой затаскивает меня на балкон, спускается по дереву и выходит во двор — но не раньше, чем я слышу крики.

Глава 49

Пролитый Чай

В моей комнате, где Лу, Коко и я свернулись калачиком в мягких креслах у очага с чашками лимонного чая в руках, потрескивает большой огонь. Часы на камине показывают три часа ночи. Сразу после входа мы переоделись в костюмы, и вскоре раздался стук. Иван и Паша стояли в коридоре, хмуро глядя на поднос с чаем, а потом всучили его нам и объяснили, что сегодня будут охранять нашу дверь.

Я оцепенело смотрю на стену с книгами. Ряды за рядами потрескавшихся корешков. Рядом со мной Лу сидит с Коко, склонив голову на ее плечо и перекинув ноги через ручку их кресла. Серебряная лента, которую подарил мне Михаль, свободно болтается между пальцами, пока я читаю каждое название.

Приключения Ода, Бодрика и Флема.

Брайар и Бин.

Сестра Рен.

Явно из раздела сказок. Я почти смеюсь над иронией. Почти. Всего несколько часов назад я думала, что вампиры способны жить на страницах одной из этих книг, уплывая на тайные островки с корзинами роз и бутылками крови, но эти бутылки крови должны откуда-то браться.

Как же я была глупа.

То, как быстро Михаль расправился с Янником и остальными, заставило меня поверить, что их смерть не принесла ему удовольствия, но сегодня ночью он доказал обратное. Сегодня ночью он был расчетлив, жесток, граничащий с садизмом, ради одобрения своих людей. Эта мысль приносит острую, неожиданную боль, пока я снова не сосредотачиваюсь на титулах. На потускневших золотых буквах. Все, что угодно, лишь бы забыть воспоминания о руке Михаля с алым пятном. О криках Присциллы, бьющих по ушам.

Как Зацвела Маленькая Роза.

Зимняя Королева и Ее Дворец.

Мой взгляд задерживается на последней — корешке из слоновой кости в тканевой обложке с облупившимися буквами. Я узнаю эту книгу. У нас у самих был такой экземпляр, и долгие годы он занимал почетное место на прикроватной тумбочке Филиппы. Она читала мне ее каждый вечер — сказку о ледяной королеве Фростине, которая влюбилась в летнего принца. Каждый год он проезжал на своей солнечной карете мимо ее дворца, растапливая снег и лед, и она люто ненавидела его за это, пока однажды не обнаружила на пороге стебель подснежников. В ярости она раздавила белые лепестки под сапогом. Однако на следующий год она обнаружила целый ковер из них в своем саду, и, поскольку она не могла раздавить их все, ей ничего не оставалось, как влюбиться в принца.

Это была нелепая история.

Позже Филиппа сама расскажет мне ее. Но что, интересно, подумала бы она обо всем этом? Что бы она сделала? Предупредила бы она меня, чтобы я бежал далеко и быстро от Реквиема и его тьмы, или призвала бы меня передумать? В конце концов, она влюбилась в Некроманта. Возможно, по ее мнению, Джульетта и остальные заслуживали своей участи. Мои пальцы крепче сжимают чашку, и я вслепую ищу другой раздел для чтения. Любой другой раздел. Может быть, садоводство или анатомия человека…

— Это… интересная комната. — Лу прослеживает мой взгляд до книжной полки, а затем поворачивается в кресле и поворачивает шею, чтобы посмотреть на мезонин91. Она наклоняет чашку к портрету особенно суровой на вид женщины с исхудавшей кожей и бородавкой на носу. — Эта очень похожа на мою форму Старухи — или, полагаю, на форму Старухи моей прабабушки. Я сама не позировала для портрета, но почти уверена, что это те же самые волосы на подбородке. — Когда я отказываюсь смеяться и вообще как-то реагировать, она добавляет: — Легенда гласит, что они ей так понравились, что она заказала тридцать семь портретов себя в образе Старухи и развесила их по всему Шато ле Блан. Тридцать шесть до сих пор там. После ее смерти моя бабушка собрала их все в одной комнате, и однажды ночью я случайно наткнулась на нее. — Она притворно вздрагивает. — Меня неделю мучили кошмары.

Когда я все еще не отвечаю, Коко вздыхает и говорит:

— Они бы убили тебя, Селия.

Я пристально смотрю на Мифологию Растений.

— Я знаю.

Мы втроем снова погружаемся в молчание — хотя и напряженное, — пока Лу не качает головой, выставляя челюсть в упрямую линию.

— Они действительно пытались убить тебя, и если бы Михаля не было рядом, я бы тоже не колебалась. — Она наклоняется вперед в своем кресле. — Да, я могла бы выбрать другой способ, но я бы убила их все равно.

Когда я продолжаю смотреть на книжную полку, не в силах ответить, она поддевает ногой ножку моего стула и поворачивает меня к ним.

— Жан-Люк был не единственным обезумевшим от горя, знаешь ли, — говорит она. — Когда ты не появилась в моем доме, мы подумали, что тебя убили. Мы думали, что найдем твое тело в Долере на следующее утро — оно плавало там вместе с мертвой рыбой.

Коко быстро отводит взгляд, ее глаза напряжены.

Посмотрев на нее, Лу продолжает:

— А потом, когда мы получили твою записку…

— Как ты могла просить нас не приходить за тобой? — Коко спрашивает низким, напряженным голосом. — Как ты могла подумать, что мы оставим тебя здесь умирать?

Я смотрю на их обиженные лица, пораженный.

— Я никогда не хотела… я не думала…

— Нет, ты не думала. — Лу вздыхает и ставит свою недопитую чашку чая на стол. — Послушай, мы не виним тебя в том, что случилось, правда, но неужели ты действительно так плохо о нас думаешь?

— Конечно, нет. — Наклонившись вперед, я тоже ставлю чашку на стол, не в силах выразить недоумение, поднимающееся в моей груди. Я… я должна как-то это исправить. Мне нужно объяснить. — Михаль… он хотел убить вас, а я просто пыталась…

— Защитить нас? — Лу вскидывает бровь