Ингвар и Ольха - Юрий Никитин

– Не знаю… Я бы не дергался. Сердцем чую, от древлянсейчас беды не будет. Ольха – хорошая девка, честная. Не станет резать насночью, аки овец бессловесных.

– А сперва свяжет, – съязвил Ингвар, –посадит на кол? Или по-древлянски: пригнут деревья к земле, привяжут за ноги кверхушкам, да и отпустят, милосердия ради?

Рудый смолчал. В его взгляде Ингвар уловил не то насмешку,не то сожаление. Вспыхнув, повернулся требовательно к Асмунду. Тот задумчиворассматривал прохудившийся сапог:

– Наши падали с ног. Из них стражи, как из моего…хвоста молоток. Все равно бы поснули, как мухи зимой.

– Но древляне – враги!

– Сейчас непонятно, – ответил Асмунд, – ктовраг, кто друг, а кто в сторонке. Ни одна бабка-шептуха не скажет. Но сердцемчую… А тебе что говорит сердце?

Ингвар, захваченный врасплох, огрызнулся:

– Воевода должон мозгами руководить! Хорош бы я был,если бы перед боем с гадалками да шептухой советовался. Меня бы давно и курылапами загребли… Так что делать будем?

– А ничо, – ответил Асмунд хладнокровно. – Несменять же их сейчас? Заартачатся… И так меж нами не совсем дружба. Как бы затопоры не взялись. Мы сейчас и от воробьев не отобьемся.

Ингвар в бессилии метался по горнице. Рудый наконец отошелот окна. Глаза воеводы были серьезными, но насмешка таилась в самой глубине.

– Ты прав, Ингвар. Сгоряча да от усталости… или обидыкакой, чего только не сотворишь… за что потом совестно. Ты-то вон толькоголовой мыслишь! Верно ведь?

Ингвар кивнул, запоздало уловил подвох – Рудый да безподвоха! – ощетинился, как еж при виде голодной лисы:

– Головой! А что?

– Да просто здорово, а то я уж такое подумал… Олег вони сердцу доверял… иногда, чутью то исть. Но не доверял чувствам обиды, мести,злости, зависти… Мол, недостойны мужчины! Ну а князю уж и подавно заказаны.Если мужик лишь головой своей дурной рискует, то князь – племенем. Дурных самибоги помогают выпалывать, а племя – жалко. Там и умные могут сгинуть по твоейвине.

Голос его был очень серьезным. Ингвар ощутил, будто егоокатили ледяной водой из колодца. Ежели Рудый с ним говорит серьезно и занудно,как Асмунд, то дела в самом деле хуже некуда.

– Не знаю, – признался он, – может быть, я всамом деле страхополох. Пуганая ворона куста боится. Но я пойду сам посмотрю заворотами. Ладно, утром стражу как раз менять. Потерпим малость, а потом…

Когда птицы уже орали во всю мочь, а рассвет окрасил в небеоблака, он измученно дотащился до своей комнаты. Смутно слышал, как Рудыйотвратительно бодрым голосом отдавал приказы, менял стражу древлян, отстоявшуюночь, ставил вместо них дружинников Ингвара. Их уцелело немного, пришлосьдобавить крепких мужиков из погорельцев.

Он провалился в глубокий сон, едва успев стащить один сапог.Даже не слышал, как раздели и уложили, накрыли тонким одеялом. Он словно быощутил близкий запах леса, тревожащий запах ландышей. И от этого запаха,невесть откуда-то взявшегося в его сне, он задышал ровнее, глубже, ушел вглубокий и наконец-то счастливый мир, где нет бед и тревог…

Однако проснулся уже с ощущением беды. Быстро вскочил,оделся, опоясался мечом. Когда сбегал вниз, услышал знакомые голоса. На второмповерхе в главной палате были трое: Рудый, Ольха и Явор. Они склонились надстолом с расстеленной картой. У окна в широком кресле сидел, обложенныйподушками и закутанный в одеяло, Асмунд. За его спиной стояли гридни, большепохожие на медведей, чем на людей. Рудый и Ольха спорили, Асмунд задумчивожевал ус, хмыкал, чесался, качал головой.

Ингвар постоял некоторое время, схоронившись. В груди сталопусто, будто обманули и ограбили собственные друзья. Даже родные братья,которых любил и которым доверял.

Хотя Рудый и сказал Ингвару, что утром заменит древлянрусами, но сказал лишь затем, чтобы успокоить растревоженного воеводу. Русовосталась горстка. Даже на входе в терем пришлось оставить древлянских воинов.Не изнуренные тяжелым боем, они добросовестно простояли на страже ночь, утромеще сидели на крыльце свежие, живо обсуждали, как тут живут эти русы, почемутут много людей славянского корня, что делает их княгиня, ведь одета богаче,чем была в их стольном граде.

И когда через двор к терему направилась группка воинов вкольчугах и доспехах, древлянские стражи насторожились и поднялись, загораживаядорогу на крыльцо.

Влад был взволнован, шел быстро, почти бежал. За ним едвапоспевала дюжина дружинников. Хмурых, заспанных, зевающих на ходу, но матерых,ни одного безусого, все битые, угрюмые, отмеченные шрамами.

Древлянин, его звали Чага, он и был похож на этот черныйнарост на березе, выступил вперед:

– Кто идет и по какому делу?

Влад зло огрызнулся:

– Не твое дело, дубина! Важное дело, а я подвойскийдружины русов. Я к Ингвару, если тебе так надо знать.

Чага заколебался. Подвойский – это первый после воеводы, ачто он не рус, а их корня, за версту видно. Можно бы и пустить, но с другойстороны – со своим и полаяться можно, это не рус, что сразу в харю бьет. Да идержится этот чересчур, а подвойский – еще не князь, и Чага буркнул:

– Хорошо, иди. Но эти люди пусть ждут здесь.

– Кто велел?

– Наш воевода. Явор.

Влад ахнул:

– Что? Здесь уже распоряжаются древляне? Измена?

Воины за его спиной зароптали. Второй древлянин, что стоялна страже с Чагой, повернулся и опрометью бросился в сени. Чага уловил злобныевзгляды русов или, как их там, русичей. Чувствуя себя в беде, заорал черезплечо:

– Явор, Явор!

Влад хотел было пройти, но Чага, сам пугаясь своей смелости,загородил дорогу, выставив широкий топор. Вид у Чаги был перепуганный, на лбувыступили капли пота, даже топор дрогнул в руке, но стоял на дверях, неотодвигался. Влад, оскалив зубы, выхватил меч, а за его спиной воины обнажилиоружие.

В этот момент дробно загремели ступеньки, из темных сенейвынырнул Явор. Глаза старого воеводы зорко окинули всех, зычный голоспрогремел:

– Мечи в ножны!

Чага с облегчением опустил топор, от волнения едва непоранил ногу, крикнул обиженно:

– Вот они! Я говорю, не велено… А они прут.

Явор сказал требовательно:

– Терем охраняется, как известно. Кто и по какому делу?

– Я уже сказал этому лесному дурню, – резко бросилВлад. – Я подвойский, иду к своему воеводе. Со мной мои люди.

Явор кивнул:

– Иди. Люди пусть ждут здесь.