Ингвар и Ольха - Юрий Никитин

– Что в том наказе? – спросил Ингвар.

– Присяга. Мы посланы как залог того, что наше племя желаетвойти в Новую Русь. Если великий князь Новой Руси возжелает, мы сможем веснойвыставить десять тысяч бойцов. Вооруженных и на конях.

Теперь уже и Рудый задержал дыхание. Бойки! Племя, котороеобитает за тридевять земель. Только и ведомо, что живут в горах, там навершинах орлы и беркуты, а в пещерах – злато и алмазы, сами же люди дики исуровы нравом, зимой спят с медведями, оттого их бабы часто рожают детеймохнатыми в нижней части…

Ингвар повел рукой:

– Прошу к столу, дорогие гости. Боюсь, вам в вашихгорах неведомо, что здесь произошло.

По знаку Рудого отроки начали вносить еду. Воевода бойков,его звали Кремень, а дружинников – Тверд и Сила, не ломались, второгоприглашения не требовали. Опередили дружину потому, что гнали без отдыха, не останавливаясьдаже съесть кусок хлеба. Теперь же насыщались жадно, по-волчьи, судовольствием.

Ольха, чувствуя себя полноправной хозяйкой, может быть,потому, что хозяйки в тереме так и не было, распорядилась заранее подготовитьместа в детинце для воевод и княжеского сына с тремя сопровождающими, аостальных разместить по ближайшим весям. Ее слушались, чему она уже пересталаудивляться. Слушались, как свои древляне, так и все остальные, будь то русы илиполяне.

На прибывающую дружину бойков высыпали посмотреть все, дажестарики выползли из нор. Над головами приближающегося отряда на длинных копьяхтрепетали красные, как кровь, яловцы, а прапороносец вез на длинном шестечучело беркута с зажатой в клюве змеей. За ним ехали двое: мальчик лет восьми,рядом высился дядька, грузный воин в летах, с угрюмым лицом и глазамиподозрительной матери, готовой защищать мальца даже от солнечных лучей.

Бойки были как один темноволосы, с длинными тонкими носами,поджары, будто и впрямь только и лазили по отвесным скалам, доспехи на них былипанцирями, похожие на германские, меч только у сына князя, остальные с боевымитопорами на длинных рукоятях. На топорах узкое острие еще и на конце, можнобить как копьем, рубить лезвием, а крюком на обухе стаскивать всадника с седла.Щиты одинаково круглые, удобные в конной схватке. Похоже, со степняками ужесталкивались, видно по вооружению.

– Приветствую, – сказал Ингвар, раскидываяобъятия. – В честь вашего прибытия в детинце уже накрывают столы.Распоряжается ваш воевода Кремень и… моя жена Ольха Древлянская.

Он виновато покосился на нее. Мол, надо так сказать,женатому больше веры, но пусть ее это не беспокоит. Ольха ощутила прилив жаркойкрови, но вместе с ним – досаду. Дурень, сколько можно? Его взгляды, его руки,его губы выдали его давно с головой. Если в первые дни она и верила, что онжаждет лишь потешить плоть, затем думала, что только хочет унизить ее, тотеперь уже видно, как боится задеть ее хоть словом, хоть взглядом.

А Ингвар, оказавшись рядом, шепнул:

– Прости, но так надо было сказать. Это, конечно,ничего не значит.

Она не нашлась что сказать, только пробормотала глухо:

– Да-да, ничего.

Душа ее, взмывшая было как мотылек, отяжелела и упала.Ингвар наблюдал, как древлянка с гордым недвижимым лицом и надменно выпрямленнойспиной двигалась во дворе, распоряжалась, бдила, все подмечала, но душой, какясно видел по отстраненному взору, уже в своих древлянских землях, обособленнаяи озлобленная, не забывшая плена и унижений при дворе победителей!

Черт бы побрал этот мир, сказал он себе с отчаянием. Почемуу простых людей все так ясно и просто? Почему боги их возлюбили больше, абоярам, князьям да воеводам посылают испытания? А ему – самые мучительные?

Асмунд похлопал Ингвара по спине:

– Что-то ты как в воду опущенный. Стряслось что?Встряхнись. Вон у тебя гостей сколько!

– У меня? – спросил Ингвар горько.

– А у кого ж исчо? – изумился Асмунд. – Развене ты здесь хозяин?

Ингвар, вместо ответа, кивнул во двор. Там, в сопровожденииверных Вяза и Граба, телохранителей из древлян, двигалась меж столами Ольха.Отроки и гридни Ингвара по мановению ее белой руки носились как угорелые, всевыполняли быстро и точно, по-собачьи преданно заглядывали в ее серые глаза.

– Ах вот ты о чем, – понял Асмунд. Довольнозаулыбался: – Я всегда знал, что тебе выпадет нечто особенное! Жар-птица илидочь морского царя, а то и того круче.

– Круче, – согласился Ингвар. – Что-то вродечуды-юды зубастого.

– Это есть, – согласился Асмунд довольно. – Яб за такой за тридевять земель поехал, горы и долы прошел, из-за моря привез. Атебе только к древлянам довелось задницу в седле потрясти. Счастливчик!

«Хоть вешайся, – подумал Ингвар горько, – такойсчастливчик. Вокруг меня комары на лету мрут, а под ногами трава вянет. Ещеотравится кто, когда рядом сядет. Впрочем, рядом сидеть ей, кого все считаютмоей женой, хотя свадьбы еще не было. Правда, древляне вряд ли так считают. Уних с нами лишь вооруженное перемирие».

День был погожий, волхвы обещали на три дня вперед сухуюпогоду. Ольха велела расставить столы для тризны прямо посреди двора. Нужнобыло разместить всех приехавших бойков, древлян, а также как можно большеместных, уже и без того преданных Ингвару.

За стенами крепости, на пологом холме, полыхал исполинскийкостер. Там было сложено двенадцать рядов бревен, а на самом верху покоилисьтела воеводы Явора и знатных русов. Остальных погибших, древлян и защитниковкрепости, решили сжечь у подножия. Туда уже свозили на телегах бревна, связкиполеньев, хвороста.

Она наказала один помост поставить несколько выше других.Здесь справит тризну старшая дружина во главе с Ингваром. Для него самоевысокое кресло, за его столом будут воеводы и старшины бойков, курян, гонцы отвеси и перми, самые знатные из древлян и русов.

Остальные же, будь это русы или древляне, да рассядутся задругими столами. Ими заставили весь обширный двор, а с десяток пришлосьвыставить за воротами, не помещались. Ворота были распахнуты настежь, подъемныймост спущен. Девки и детвора радостно сновали взад-вперед, наслаждалисьпраздником и безопасностью.

Ингвар наконец встревожился:

– Больно широко гуляем! А припасы беречь надо. Ктознает, что нас ждет?

Осторожный Асмунд кивал, соглашался, хотя и не больногорячо. Рудый с усмешкой кивнул на Ольху. Мол, она здесь хозяйка, а мы что,отроки на побегушках. Когда идет стряпня, все мужики – лишь работники наповарне!

Ольха взглянула холодно:

– Не узнаю отважного воеводу. Скупым стал?

– Да не в скупости дело…

– Все окупится. Разве не ясно?