Ингвар и Ольха - Юрий Никитин

Ингвар непонимающе оглянулся. Из палаты уходил, шатаясь идержась за грудь, Тайный Волхв. Дротик, который он вырвал из своей груди, упализ его руки на чисто выскобленный пол, разбрызгивая красные капли. По белойодежде бежала алая струйка.

Ольха вскрикнула:

– Он закрыл меня собой! Почему?

Ингвар раздраженно дернул плечом. «Потому что все на светедолжны закрывать тебя своим телом», – хотелось сказать ей. Даже ТайныеВолхвы, хоть они непримиримые враги не только русов, но даже привычныхславянских богов, ибо признают только древних, уже забытых простым народом.

– Может быть, – сказал он неуверенно, – снашей гибелью погиб бы и он… Нет, все равно! То когда-то погиб бы, а то сейчас.Да какая разница! Лишь бы ты была жива.

Ольха дернулась в его руках:

– Ему надо помочь.

Ингвар удержал:

– Он лучше нас знает, можно ли ему помочь. И, если ещеможно, он это сделает.

Он чувствовал ее тепло. Как давно он держал ее вот так вруках, чувствуя кончиками пальцев жилки в ее хрупком теле! И как давно она несмотрела ему в лицо без ярости и негодования!

Ольха ощутила себя в тепле и безопасности, будто снова сталамаленькой, помещалась в огромных ладонях своего отца, прижималась к необъятнойгруди, внутри которой медленно бухало огромное сердце.

– Не надо, – прошептала она, – не надо…

Она не знала, к кому обращалась, к нему или к себе, но звуксобственного голоса отрезвил, заставил вернуться в злой недобрый мир, где прихолодном свете зари была бестолковая суета, истошный женский крик, возня,сопение, злые окрики.

Трупы спешно вытаскивали, девки замывали кровь и слюни,народу набилось столько, что явился Рудый, погнал половину чинить ворота ирасчищать ров. На Ингвара, обнимающего за плечи Ольху, лишь покосился, нопромолчал.

Ингвар отвел Ольху обратно в комнату. Голос его сталхриплый, виноватый, только что не вилял хвостом:

– Ты прости… Твои люди первыми обнаружили беду. Ипервыми бросились на их мечи.

– Бедный Явор, – прошептала она. – Корчага…Окунь…

– Они воины, – напомнил он с суровойнежностью. – Мы все знаем, смерть когда-то придет. Главное – умеретьпо-мужски. Мы по ним свершим богатую тризну и большую краду. Их душивозрадуются!

В коридоре шаркали веником, влажно шлепала мокрая тряпка.Гридни уносили топоры, побитые щиты, обломки доспехов. Ольха уловила запахлечебных трав: волхвы-лекари занялись ранеными.

С утра разбирали что да как, изловили еще троих, кто был взаговоре, повесили на стене, а к обеду сошлись к Ингвару. Тот проглотил мясо,как волк, что ест в запас, глаза были отсутствующие. Выпил квасу, со злостьюшвырнул кубком в гридня, что поленился принести из холодного подвала.

– Но почему? – спросил он, ни к кому необращаясь. – Почему? Зачем пошел на такой риск? Зачем вообще раскрылся?

Отпихнул стол, раздраженно заметался по палате. Асмунд,Рудый, Ольха, пятеро из старшей дружины русов, а также трое древлян сидели занакрытым столом. Яства были сытные, но скудные: Ольха берегла на случай долгойосады. Асмунд был вдвое толще от повязок, через которые при резких движенияхвыступала кровь, голова тоже перевязана, но когда ел, было видно, каквыздоравливает прямо на глазах.

Рудый велел принести греческое вино, тянул из кубканеспешно, прислушивался к ощущениям, хмыкал, загибал губу. Он первым и ответил:

– Не догадываешься?

Ингвар остановился, будто налетел на стену:

– О чем?

– Почему Влад бросился сюда, будто головой в полынью.

– Ну-ну!

Теперь все повернули голову, смотрели на Рудого. Тот осушилкубок, крякнул, вытер рот тыльной стороной ладони.

– Это лосю понятно.

– Мы не лоси.

– А… Влад копал, как крот, медленно и осторожно. Он былхорош для нас как сын Ольгарда, но славяне в нем видели сына Травицы. И дажесына Вадима Хороброго… Ну хотелось им так, вот и все. И пока недовольстворусами медленно росло, росла и тайная власть Влада. А потом вдруг власть русоврухнула в один день. Совпало, что все войска ушли на кордоны с Хазарией иляхами, а здесь внезапно умер великий князь! И мы зрим, что стряслось.

Он видел по их лицам, что его все еще не понимают.Простодушный Асмунд крякнул:

– А при чем тут Влад?

– Свершилось самое невероятное, – сказалРудый. – Настолько невероятное, что…

Он замолчал, оглядывал всех с удовольствием, Ингвар сказалсердито:

– Ну-ну! Не тяни.

– А стряслось вот что… Местные племена передрались. Ну,это у славян обычное, да если бы только у славян! Да так передрались, чтоуцелевшие взвыли: как хорошо, мол, было под русами! Да вот беда, князь Олегпомер, а вся власть была в его кулаке… А тут еще дружины русов ушли воеватьхазар. Влад первым заметил, он не дурак, что местные племена уже началипоглядывать на… да-да, на тебя, Ингвар.

Ингвар смотрел расширенными глазами. Асмунд кивнул:

– А-а…

– Видишь, Асмунд уже понял. А раз он понял, то и всемлосям понятно. Ах да, вы ж не лоси!.. Гм… Ну, для вас могу и повторить…

За дверями послышался топот, громкие голоса. И хотя голосабыли своих, узнали, но все напряглись и потянулись к оружию. Ингвар дернулся кОльхе, хоть на этот раз укрыть своим телом, тут же устыдился: заметят, засмеют!В проклятое время живем, подумал с отвращением. Даже в собственном доме ждешьудара в спину.

Без стука дверь распахнулась. Влетел растрепанный вартовой:

– Воевода! Там гонцы у ворот!

– Впускай, кто бы ни прибыл, – ответил Ингварнастороженно.

– Да я уже впустил.

– Ну, молодец! Страж из тебя… Кто они?

– От бойков.

В молчании Ингвар протянул:

– Бойки? А, это где-то за лемками… Вроде бы.

Бойков явилось трое. Приземистый, поперек себя шире,воевода, налитый тяжелой мощью, похожий на придорожный валун, и два младших дружинника.Воевода был в ратных доспехах, без прикрас, зато ладно подогнанных, легких. Поддоспехом проглядывала еще и легкая кольчуга. На красном обветренном и сожженномсолнцем лице синие глаза горели особенно ярко, пронизывающе.

– Воевода, – сказал он после короткогоприветствия, – в трех часах за мной едет дружина в две сотни копий. С неюмладший сын князя. Он везет наказ от своего отца.

Все слушали напряженно. Ольха слышала, как Ингвар вздохнул изадержал в груди дыхание. Асмунд сопел и мял в мощных ладонях медное блюдо,пытался свернуть в тонкую трубочку, но ослаб от раны, едва-едва свел краявместе. Вздыхал горестно от бессилия, даже на бойков смотрел исподлобья.