Я не хочу остаться один - Дарья Аверад

Услышав противный писк, Такимура пришёл в себя и осознал, что остался один на один с жертвой. Пак Джин-Хо испуганно таращился на револьвер в его ладони. Заметив это, Аято запихнул оружие в карман и на дрожащих ногах подошёл к стене, оседая на холодный пол. Запрокинув голову вверх, он начал отсчитывать минуты своих терзаний.

Спустя полчаса парень поднялся на ноги. Подвальная сырость разъедала слизистую носа, а жалобное мычание Джин-Хо не давало уснуть. Взглянув на связанную жертву, Такимура мысленно посочувствовал ему. Стоять на коленях несколько часов, должно быть, ужасная пытка. Но другая поза была невозможна. Разве что, свалиться на пол обездвиженной куклой. Однако это слишком беспомощное положение даже для такой безвыходной ситуации. Джин-Хо выглядел измученно, а его глаза, устремлённые на Аято, отдавали такой непомерной тоской, что блондин не смог смотреть на них дольше пары секунд. Быстро отведя взгляд от парня, Такимура начал медленно расхаживать по подвалу. Вдруг, он услышал знакомый писк. Настороженно подняв голову, он увидел, как железная дверь приоткрылась, и спустя мгновение в помещение вошёл тяжело дышащий Хидэки.

– Угадал, – запыхавшись, произнёс подросток.

– А ты что здесь делаешь? – хмуро оглядел его Аято.

– Я узнал, что тут творится что-то интересное, и одолжил копию магнитного ключа у Фудо (услышав незнакомое имя, Такимура озадачился, но не стал уточнять, кто это), чтобы пробраться и воочию понаблюдать за твоим спецзаданием, – объяснив своё появление, Хидэки обратил внимание на Пак Джин-Хо, чьё бледное лицо переливалось всеми оттенками ужаса. – Вот это да! И ты должен его убить? – восхищённо спросил парнишка.

– Я не буду стрелять, – твёрдо произнёс блондин. – Понятия не имею, на что рассчитывал Киоши-сан, вызывая меня сюда. Я не судья, чтобы назначать человеку смертную казнь, каким бы подонком он ни был.

– В таком случае, разреши сделать это мне! – резко вызвался Хидэки, поднимая правую руку вверх. Только сейчас Аято заметил, что подросток незаметно вытащил у него из кармана револьвер.

– Как ты успел стащить пушку?!

– Годы тренировок и наращивания мастерства, – самодовольно подмигнул парнишка, провертев оружие в ладони. – Я буду лишь рад помочь тебе в этом деле, – он на несколько шагов приблизился к жертве, прицеливаясь дулом мужчине в лоб. Тот машинально попытался отползти назад, но тугие верёвки больно впились в запястья.

– Стой! – мгновенно среагировал Такимура, выхватывая револьвер из цепких рук. – Какого чёрта ты творишь?! – не на шутку разозлился он. – Этим должна заниматься полиция, а не Киоши-сан и уж тем более не мы!

Танака раздосадовано закатил глаза и фыркнул.

– Правоохранительные органы никогда ничего не решают. Они только и умеют разрушать судьбы. Проблемы обычных людей их не волнуют, – в его голосе можно было расслышать печаль от какого-то гнусного опыта.

– Ещё не успел пожить, а уже разочаровался в системе? – по-отечески усмехнулся Аято, на что Хидэки ответил непрошибаемым взглядом. – Тебе ведь только шестнадцать. Столько возможностей, огромный потенциал, куча времени. И все двери мира откроются перед тобой, если приложить немного усилий. А ты выбираешь преступный путь? Неужели станет легче, если ты всадишь пулю в лоб этому человеку? Убийство удовлетворит тебя?

– Да, – с осаждающей уверенностью ответил подросток. – Я осознанно выбрал этот пусть, но других вариантов и не было. Я пытался жить по правилам, следовать закону, подчиняться системе. Однако с каждым годом она всё глубже и интенсивнее втаптывала меня в грязь, насмехаясь и издеваясь, как только это возможно, – сделав пару шагов в сторону, Танака прислонился спиной к стене и опустил потускневший взгляд под ноги. – Мою мать ложно обвинили в убийстве. Других родственников у нас не было, а потому, как только она села за решётку, меня тут же определили в детдом №37. А там слухи расходятся быстро, и я моргнуть не успел, как стал всеобщим посмешищем. Кто-то побаивался общения со мной, считая, что я сын психопатки. Кто-то отпускал нелестные шуточки в адрес моей семьи. А кому-то даже хватило подлости подставлять меня перед учителями в вещах, которые совершали они сами. Но я смиренно терпел, надеясь на то, что скоро полиция отыщет настоящего убийцу и мою маму отпустят. Однако правосудие, как оказалось, работает совершенно не так. У нас не было много денег, а потому ей предоставили государственного адвоката. Он не особо старался помочь в деле, а вся его защита не стоила и секунды внимания. Мама проиграла суд. А спустя месяц сокамерницы жестоко избили её. Она так и не очнулась. После потери матери моя жизнь в детском доме стала ещё невыносимей. Уже тогда я поклялся себе в том, что отомщу каждому по очереди за её смерть. Она стала заложником этой системы. Системы, которая только и может душить таких, как мы. Небогатых, уязвимых, одиноких…. Когда мама умерла, то всё, что у меня осталось от неё, так это золотой кулон в виде месяца. Я всегда сжимал его в ладони перед сном и читал молитву. Не знаю кому. Наверное, просто кому-то всесильному. Но однажды я проснулся и понял, что мой кулон исчез. Дети украли его, и никто не собирался признаваться в этом. В отчаянье я подобрал нужный момент и сбежал с территории детдома. Тогда в моих планах было только добраться до ближайшего кобана и заявить о пропаже кулона. Но в полиции меня даже слушать не стали. Просто усмехнулись, сказав, что я не должен тревожиться по пустякам, и вернули в приют. Это окончательно уничтожило во мне всё то, что ещё хоть как-то продолжало верить в силу закона. Но полиция не является гарантом справедливости. А я лишился самого ценного – кулона, подаренного моей умершей матерью. Мне его никто не возвратил. И в один момент я решил, что буду отбирать вещи у людей так же, как это сделали со мной. Через месяц я стащил немного денег из курток воспитателей и снова сбежал из детдома. Но на этот раз не собираясь вернуться. Около недели пришлось скитаться по улицам, воровать еду и скрываться от офицеров. А потом я наткнулся на Киоши-сана. Босс спас меня. И долгое время я боготворил его, считая своим учителем и героем…

– А что изменилось сейчас? – не выдержав своего интереса, перебил подростка Аято.

– В нашей группировке появился ты.

Такимура озадаченно нахмурился. Ему было непонятно, как его присутствие могло повлиять на отношение других людей к Киоши-сану. И, словно прочитав растерянность парня, Хидэки поспешил всё разъяснить.

– Раньше я тебя недолюбливал, – откровенно признался он. – Что там, я терпеть тебя не мог. Считал, что ты незаслуженно присвоил себе звание любимчика у босса. Твоё поведение казалось мне странным, наглым и до ужаса раздражающим. Но дело в том, что тогда я уважал Киоши-сана и злился на тебя за то, что ты получаешь в несколько раз больше похвалы, чем другие. А потом, после нашего задания в бизнес центре, босс избил меня. Впрочем, ты видел результат, когда мы случайно столкнулись на улице, – лицо парнишки исказилось от режущих воспоминаний. – Это стало шоком. В те дни я осознал, что меня не спасли, а забрали в рабство, нескончаемый долг. Danaus оказался кладбищем. И не только жизней. Кладбищем прошлого, надежд, мечтаний. В голову уже начали закрадываться мысли о том, что мне никогда не удастся выбраться отсюда. Никому из группировки не хватило бы смелости даже перечить боссу. А затем я увидел, как ты разбиваешь Киоши-сану нос, – прокручивая в голове те события, Хидэки весело улыбнулся. – И появилась надежда, что ты станешь тем человеком, которому удастся свергнуть его с пьедестала. Я ещё никогда раньше не видел такого бесстрашия. Ты и впрямь особенный.