100 магнитоальбомов советского рока - Александр Исаакович Кушнир

— образ, созданный поющим композитором-гитаристом Волковым, — эдакий ухоженный, утонченный эротоман-дегустатор, который тщательно бреется по утрам и поигрывает гантелями, предвкушая грядущие элегантные акты. Рядом таится оборотная сторона медали в лице свободного вокалиста Гурьева — безумного рыжебородого полуеврея, бурлящего средоточия грубого стебалова, порочности и незлого цинизма. Популярный рок-журналист, он в своей музыкальной ипостаси испытывал натуральное раздвоение личности, проповедуя явления, диаметрально противоположные идеологии возглавляемых им изданий «Урлайт» и «Контркультура».

Несмотря на пройденные плечом к плечу «огонь, воду и медные трубы» Московского государственного университета, Волков с Гурьевым очень разные. Волков — отшельник и меланхолик. Гурьев — флегматик и тусовщик. Волков поет сопрано и любит Kiss и Slade. Гурьев поет баритональным басом и втайне от всех слушает французские эстрадные оркестры, Pink Floyd и «Високосное лето». Объединяет же лидеров «Чистой любви» восторженное отношение к советскому кинематографу времен «Кавказской пленницы» и «Бриллиантовой руки», а также к композитору Александру Зацепину, которого в их кругу было принято считать «непревзойденным гением». Плюс неподдельное увлечение творчеством Stranglers.

Неудивительно, что в музыкальном плане «Чистая любовь» напоминает нечто среднее между вокально-инструментальным ансамблем, состоящим из раскованных интеллектуалов, и панк-группой, которая не стесняется использовать в своем творчестве приемы из арсенала вокально-инструментальных ансамблей. Своей аурой репертуар «Чистой любви» навевает ностальгические воспоминания о разномастной романтике 1970-х и ассоциируется то с боевиком «Самоцветов» «Рельсы упрямо режут тайгу...», то с крысиной пост-панк-нетленкой в духе «Rattus Norvegicus». Изобилие флюидов раскрепощенности и теплого черного юмора витает чуть ли не над каждым из манифестов «Чистой любви»: «Мы — мушкетеры чистоты, стахановцы устоев / Мы — гармоничные герои духовной красоты!»

Унисонное двухголосье Волкова-Гурьева воспринимается как крайне эффектное даже людьми с относительным музыкальным слухом. Некоторые видят в этом дальнейшие разработки вокальных находок Beatles. «Две ноги в колготках матовых — как две тугих подлодки атомных». После «колготок матовых» раздается ливерпульское «у-у-у». Другими словами — проснись и пой. На улице сумерки, и ночной город ждет тебя!

«У нас очень гипертрофированный художественный темперамент, — говорит Волков. — Наши тексты не повествовательны и предназначены для людей с хорошим чувством юмора, которые понимают, что пока мы не закопаем глубоко труп Достоевского, ничего хорошего не будет».

Подобные высказывания не стоит воспринимать буквально — искусствоведы есть искусствоведы. Все гораздо проще и позитивнее. Поэтика Волкова-Гурьева, отвергающая дешевый подростковый символизм и типичные для совэстрады рифмы типа «любовь-вновь», предназначена отчасти для рефлексирующих интеллигентов, отчасти — для опытных половых волков, неунывающих исследователей теории «спортивно-оздоровительного клея», переросших в своем развитии произведения Мопассана, Куприна и Алексея Толстого.

«Тексты должны быть немолодежными, доброжелательными, веселыми и абсолютно неповествовательными, — считает Волков. — Мы хотели выдвинуть в песнях идеал, полностью отличный от того, который существует в молодежной культуре».

Стилистический диапазон «Чистой любви» не поддается описанию. «Дивная пора» — реггей, «Девочка Аглая» — хард-рок, «Партитура любви» — блюз в духе «ДК», где Гурьев то поет «в нос», то полурычит, то полувоет. Чтобы окончательно запутать тех несчастных, которые не слышали «Московские чувства», сообщим, что в конце 1980-х под фонограмму «Обитателей березняка» — основного хита «Чистой любви», посвященного зайцам-сексапилам, — столичные манекенщицы, бодро виляя узкими бедрами, выходили на подиум Дома моды Зайцева. И ничего, выжили.

Несколько песен с основным вокалом Волкова стилизованы под ВИА («Узники морали», «Праздник электричества»), но по энергетике при этом напоминают выстрел торпеды. Верх буйства фантазии кроется в композиции «День без тебя» — это, скажем, как если бы «Облачный край» играл панк-рок в сопровождении ритм-бокса.

Ритм-бокс упомянут не случайно, поскольку, в отличие от первого альбома, «Московские чувства» записаны не с живыми барабанами, а в сопровождении драм-машины. Часть средств для студийной работы была выиграна друзьями на шахматной площадке в Сокольниках, а часть — добыта в результате продажи в близлежащий букинистический магазин репродукций Макса Эрнста и сочинений Шопенгауэра в переводе Фета.

...Сессия проходила под присмотром звукорежиссера Кости Брыксина в той самой зеленоградской студии, где незадолго до этого записывалась «Инструкция по выживанию». Помимо Волкова и Гурьева, в процессе участвовали клавишник Володя Лелеков и басист Виталик Баранчук. Последний, к примеру, удачно спародировал в «Дне без тебя» все великие металлические риффы, сыграв их вдвое быстрее. На нескольких песнях партии бас-гитары отыграл симпатизирующий эстетике «Чистой любви» Сергей «Силя» Селюнин из группы «Выход».

Со стороны процесс записи «Московских чувств» напоминал вакханальную оргию. Отвлекаемые чересчур активными действиями членов фан-клуба, музыканты приходили к общему знаменателю с немалым трудом. Макс Волков почему-то решил не использовать звукообработки, в результате чего звучание его гитары напоминает «Поющие сердца» в их выхолощенном студийном варианте. Будущий работник коммерческого банка Володя Лелеков наотрез отказался использовать успешно примененный на первом альбоме «Фаэми», отдав предпочтение синтезатору «Лель».

«Лелеков считал, что унизительно для достойного человека играть на клавишах, которые не могут взять даже аккорд, — вспоминают музыканты. — Идею позитивности «Чистой любви» он воспринимал буквально — мол, клавиши по своему звучанию не должны быть альтернативными».

Как выяснилось, опыт двух предыдущих сессий — первый альбом, зафиксированный в студии журфака МГУ, и пробная запись в издательском комплексе «Молодая гвардия» — мало чему научили эти мятежно-романтические натуры.

«Мы считали, что наше дело — создавать духовную субстанцию, — говорит Гурьев. — А звуком и всеми техническими премудростями должен заниматься звукооператор».

Сложно сказать, что по этому поводу думал звукооператор, но звук на альбоме получился сухим. Такого результата с не меньшим успехом можно было достичь при домашней записи, воткнув гитару в самодельный усилитель. Остается заметить, что на концертах этот же репертуар, сыгранный под живые барабаны, звучал несравненно привлекательнее. Тем не менее за счет безупречно выдержанной эстетики и веселых, остроумных текстов эта работа имела немалый резонанс. Сложно найти еще один альбом, который бы умудрился в конце 1980-х попасть одновременно как в top-10 андеграундного журнала «Урлайт», так и в официальный хит-парад комсомольской газеты «Смена», опередив по баллам ансамбль «Ласковый май».

После успеха «Московских чувств» «Чистая любовь» активизирует концертную деятельность.

«Долгое время у нас в группе была позиция, что концерты делают всякие панки, а серьезным цивилизованным людям вроде нас больше подходит работа в студии, — вспоминает Гурьев. — Мол, не стоит унижаться до концертного общения с массами».

Времена изменились. Нельзя сказать, что «Чистая любовь» выступает очень редко, но то, что очень метко, — это наверняка. Постоянные метаморфозы в составе не дают застыть молодецкой крови в жилах тандема Волков-Гурьев. В середине 1990-х их репертуар пополнился несколькими новыми хитами. В частности, пародийный «Дым над водой» — синтез подстрочного перевода