100 магнитоальбомов советского рока - Александр Исаакович Кушнир

от рок-культуры восприняли выступавший следом за «Ночным проспектом» «Наутилус Помпилиус» просто как небесную музыку и присудили свердловчанам первую премию.

...Весь 1987 год «Ночной проспект» катался по стране с концертами, подвергая «музыкальному облучению» не подготовленных к подобному воздействию слушателей. Композиция «Кислоты» растягивалась по времени в несколько раз и звучала в течение 20–25 минут. Неудивительно, что к концу выступления в зале редко оставалось более половины населения.

«Народ приходил на концерты бухать и танцевать под «Маленькую бэйби», — вспоминает Соколовский, которого такое положение дел явно не устраивало. — Мы же специально «давали Оруэлла», культивировали и предрекали состояние мрака, трагизма и безумия. У нас была установка на дегуманизацию — в том смысле, в котором Ортега-и-Гассет описывал этот термин».

Для практической реализации этих теорий Иван упорно возил на концерты несколько массивных аналоговых синтезаторов, из которых один только Korg Mono Poly весил более двадцати килограммов. Соколовскому было важно сохранять в течение всей акции первородность звучания и ощущение «тотальной пурги». Ради этого он был готов терпеть любые бытовые неудобства.

В декабре 1987 года «Ночной проспект» наконец-то засел за запись. В то время Соколовскому удалось за бесценок приобрести целую коллекцию аналоговых синтезаторов, которые в конце 1970-х — начале 1980-х были на вооружении музыкантов вроде Клауса Шульце или Tangerine Dream. Кроме того, появился довольно мощный сэмплер, который был скоммутирован с синтезаторами Соколовского.

«Это был необычный ход, — вспоминает Алексей Борисов. — Синтезировать цифровую и аналоговую технику в те времена было непросто. Аналоговые инструменты считались немодными, выглядели громоздкими, и все от них избавлялись, играя на цифровых синтезаторах, которые неизменно давали отпечаток холодного пластмассового звучания».

На первой стадии сессии музыканты записали на четырехканальную портастудию «Вежливого отказа» партии ударных и бас-лайн. Затем болванка была скинута на восьмиканальный магнитофон Tascam, а в оставшиеся незаполненными каналы были дописаны партии скрипки, гитары и ксилофона, на котором играл Дима Кутергин. Последним записывался вокал. На пяти композициях пел Борисов, на одной («Наденем пилотки») — Кутергин. Специфический, несколько монотонный голос Борисова подвергался специальным обработкам с целью трансформировать его и воздействовать на вокальные тембры пластически.

Сессия происходила на квартире Андрея Синяева, с которым «Ночной проспект» сотрудничал с 1985 года. Синяев был достаточно опытным и гибким звукооператором, который с равным успехом мог записывать как поп-артистов типа Малежика и Шаповалова, так и рок-группы. В процессе работы с «Ночным проспектом» он организовал запись спонтанных звукоэффектов, а также предложил необычный метод фиксирования гитарных партий.

«Гитару подключали с легкой перегрузкой к рижскому транзистору «Спидола», который убирался в сервант и запирался в одном из отсеков, — вспоминает Борисов. — К динамику транзистора ставился микрофон, вследствие чего имитировался эффект звучания гитарного комбика. На композиции «Кислоты» мы брали детский моторчик, на конец которого накручивалась леска. При включении моторчик подносился к гитаре таким образом, чтобы вращающаяся леска била по струнам. На мотор реагировали звукосниматели — если этот сигнал обрабатывать какими-то эффектами, то можно было достичь прямо-таки гипериндустриального звука».

Запись альбома длилась достаточно долго и завершилась лишь весной 1988 года. Немало времени у музыкантов заняло сверхтщательное сведение — практически для каждой композиции существовало по 2–3 смикшированных варианта, из которых после долгих споров и прослушиваний выбирались лучшие. Композиции располагались таким образом, что вначале шли динамичные маршевые зарисовки индустриального плана, а вся вторая сторона состояла из более абстрактных психоделических номеров с определенной социальной направленностью в текстах.

«Когда человечество начинает играть в роботов или в каких-то безэмоциональных людей, оно провоцирует нормальных индивидуумов на бунт против этого, — говорит Соколовский. — У нас была установка шокировать людей нашей музыкой и текстами, причем шокировать именно в том смысле, в котором обычно выступает авангард. Может быть, внутри людей что-то после этого будет меняться. Как говорил Аристотель, “философия начинается с удивления”».

...Подпольные и кооперативные дистрибьюторы, знакомые с музыкой «Ночного проспекта» по ранним рок-н-ролльным альбомам и совместным песням с Боржомовой и Агузаровой (альбом «Гуманитарная жизнь»), принялись активно пропагандировать «Кислоты» через сеть многочисленных звукозаписывающих киосков. Возможно, определенное впечатление на них произвели слухи о том, что одна из кассетных копий «Кислот» была подарена Фрэнку Заппе, а во французской музыкальной прессе было опубликовано несколько положительных откликов на альбом. Когда же «писатели» осознали, что именно они продают, было уже поздно. В итоге на стихийном аудио-рынке произошла несколько наивная культурологическая провокация, осуществленная в нейтральных водах пограничной территории между спросом и предложением.

Спустя год после выпуска «Кислот» золотой состав «Ночного проспекта» не выдержал психологических перегрузок и дал трещину. Музыканты группы продолжали выступать в ряде других экспериментальных проектов. У Ивана Соколовского это были Soft Animals, «Ят-ха» и «Солдат Семенов», у Алексея Борисова — «Ночной проспект», F. R. U. I. T. S., Atomic Bisquit Orchestra, у Сергея Павлова — «Ракета». Но повторить успех «Кислот» ни одному из этих коллективов не удалось — ни в звукозаписи, ни в концертном исполнении. Что же касается степени новаторства «Кислот», то именно эти эксперименты с аналоговой и цифровой электроникой слушаются в конце 1990-х не менее актуально, чем пропагандируемая нагловатыми ди-джеями примодненная кислотная музыка с большей или меньшей степенью вторичности.

Чистая любовь. Московские чувства (1988)

сторона A

Праздник электричества

Партитура любви

Морские волки

Девочка Аглая

Восточный джаз

Зайцы (Обитатели березняка)

сторона B

День без тебя (Черное солнце)

Дивная пора

Армагеддон

Узники морали

Апокалипсис

Земля в тумане

Если подбирать к творчеству «Чистой любви» эпиграф, то таковым вполне мог бы стать куплет из «Праздника электричества»: «Девчата, красьте ваши ротики, мы держим путь в страну эротики / И вы не хмурьте ваши личики — снимайте к черту лучше лифчики!» Или — с равным успехом — фрагмент из «Узников морали»: «Любовь не терпит суеты, она не повод для распутства! / Нам в лом лажать большие чувства. Мы — парни честные, а ты?..»

Идея создания рок-ансамбля, делающего акцент на квазиоптимистичном отношении к эротике, бихевиоризму, алкоголю и прочим радостям жизни, зрела уже давно. И вот, вспучившаяся волна отчаянно рефлексирующего эту пропозицию российского «нью-вэйва» середины 1980-х вынесла на гребень своего девятого вала «Чистую любовь». Этот московский проект, возглавляемый дипломированными искусствоведами Максимом Волковым и Сергеем Гурьевым, был и остается для русского рока явлением во многом уникальным. Энергичные «книжные юноши» с повышенной чувствительностью и безупречным сексуальным нюхом, они в своих песнях сумели отразить магнетизм флегматичных плейбоев и одухотворенных ловеласов: «Злые дефлораторы, гоним к речке белок / Порезвимся среди них, робких и несмелых!»

В центре концепции