100 магнитоальбомов советского рока - Александр Исаакович Кушнир

теплый, самый человечный в мире черный юмор» и «живую энциклопедию солнечного садизма».

...Альбом был записан за два дня. Говорить о продуманных аранжировках и музыкальных достижениях в условиях пивного джема, по меньшей мере, неуместно. В «Пионерской зорьке» присутствовала целая энциклопедия музцитат и знакомых ритмов: реггей («Сиськи в тесте», «Военный»), рок-н-ролл («Культурист»), диско («Бонч-Бруевич»), приджазованные поп-мелодии («Деревенский парень Федька»), а также ретро-номера, стилизованные под эстетику советских ВИА («Разупыханный молодчик»). Композиция «Аптека», не мудрствуя лукаво, реанимировала одну из мелодий подзабытой голландской группы Teach-In, пластинки которой продавались в конце 1970-х разве что не в овощных магазинах.

Как гласит история, Лаэртский первоначально хотел назвать альбом не иначе, как «Творчество трудового народа». Но внезапно вспомнил о популярной радиопередаче «Пионерская зорька», вызывавшей у него по утрам сильнейшее раздражение.

«Поскольку передача не несла в себе никаких культурных ценностей, я решил, что это самое подходящее название для моих песен, — вспоминает Лаэртский. — Про передачу вскоре забудут. А про то, что был такой веселый альбом, будут помнить, наверное, долго. Мне даже жалко, что второго такого не будет. Он, как человек, уникален».

Впоследствии подобную изысканную и по-своему трогательную лирику многие неврубающиеся искусствоведы ошибочно причисляли к «произведениям татарского эпоса». В реальности это всего лишь душевно-грустные песенки, пропущенные сквозь шизофреническую призму массового советского сознания. Не случайно спустя буквально пару лет эти бессмертные опусы стали безумно популярны у студентов технических вузов, водителей такси и малолетних панков. Классика отечественной поп-музыки.

Комитет охраны тепла. Зубы (1988)

сторона A

Комсомольцы

Все хорошо

Скоро лето

Розовый балет

Я раньше думал

Гематоген

Кауа

Так скажи нам Jah

Бумажный герой

сторона B

Резиновый танк

Не верь мне

Новая сказка

Сказка «А»

Не спи

Механосборочный цех

Плачет небо

Лидера «Комитета охраны тепла» Сергея Белоусова за битый, резаный и колотый внешний вид в калининградской тусовке прозвали Олди. Как истинный «внеплановый сын африканских трав», он «в ожидании солнца» числился художником одного из домов культуры, а в поисках внутренней гармонии коллекционировал диски Боба Марли и сочинял песни в стиле реггей. Тексты и наброски мелодий Олди писал самостоятельно, а элементарные аранжировки ему на первых порах помогал делать Валера Симченко, прозванный Стэном за сравнительные успехи в освоении «Школы игры на бас-гитаре» Стэнли Кларка. Как и Олди, Симченко был прожженным растаманом и уже имел определенный опыт участия в рок-проектах. В частности, в одном из составов калининградской группы «жестяночной волны» «003» Стэн нарезал на басу лихие узоры, заставлявшие вспомнить Stranglers периода «Rattus Norvegicus».

К осени 1987 года вокруг Олди и Стэна сплотился относительно дееспособный состав, ориентированный исключительно на реггей в его северной, мрачновато-достоевской трактовке. Слабые доли на гитаре скромно акцентировал некто Юра Щедрин, работавший радистом в том же очаге культуры, что и Олди. Щедрин тяготел к блюзовой манере игры, и единственный номер, где он действительно был на своем месте, — композиция «Ночью спят только жены», концертная версия которой была опубликована в 1997 году на официальном кассетном переиздании альбома «Зубы». Клавишник Андрей Коломыйцев являлся опытнейшим меломаном и, по совместительству, весьма эрудированным рок-журналистом. Он выпускал машинописный журнал «Вопросы олигофрении», в котором, в частности, публиковались объемные переводные материалы об эволюции реггей и панк-рока. На саксофоне и скрипке в «Комитете охраны тепла» играл Андрей Брытков, на флейте — Саша Багачевский. На многочисленных подпевках — Ирина Сильченко (Метельская), похожая на скромную учительницу-практикантку из довоенного кинофильма.

Единственный человек в группе, кто мог действительно безошибочно выделять вторую и четвертую доли, был барабанщик Шура Верешко. В реггей Верешко врубился, отталкиваясь от английского ритм-энд-блюза конца 1960-х — начала 1970-х годов. Со временем он постиг практически все нюансы растафарианских ритмов — не зря критики впоследствии писали о нем как о единственном настоящем музыканте в составе «Комитета». «Верешко — это просто подарок, просто Джа мне его с неба кинул, — сказал как-то Олди. — И я его поймал».

Традиционная халявность и бардачность звучания «Комитета» естественным образом вписывалась в растафарианскую идеологию и вызывала раздраженное ворчание лишь у педантичных любителей арт-рока и выпускников Гнесинского музучилища. Заметим, что в последующие годы «Комитет» «боролся» с кривоватостью своего звучания весьма оригинальными методами. Музыканты репетировали прямо во время концертов, поскольку другой возможности не было. Нередко вместе с ними на сцене оказывались сайдмены из других групп — «Крематория», «Цемента», «Ва-Банка», Jah Division. Наиболее точно музыку «Комитета» можно было охарактеризовать как «джем в стиле реггей» — правда, без необходимой для реггей легкости и прыгучести.

...Неразговорчивый и замкнутый в быту Олди не любил и до сих пор не любит давать интервью. Но в те «дозвездные» времена он как-то сказал: «Если можно выразить одним словом все то, что мы делаем, то это слово — боль». Тексты раннего «Комитета охраны тепла» тяготели к стремным околодиссидентским настроениям. Песен, навеянных призраком «коммунистической плети», у группы оказалась добрая треть: «Я раньше думал», «Так скажи нам Jah», «Бумажный герой», «Не спи», «Механосборочный цех». В самой старой из них, «Комсомольцы», Олди, движимый социальной бескомпромиссностью, переходит на лозунги в духе «Окон РОСТА» Маяковского: «Вырубим гадов, съедим бюрократов / Я буду действовать, я — агитатор!» Остальная часть композиций отражала либо растафарианские духовные ценности («Кауа», «Скоро лето», «Плачет небо»), либо лирические переживания и эротические настроения («Резиновый танк», «Гематоген», «Не верь мне», «Розовый балет»).

...Отыграв осенью 1987 года несколько концертов в Харькове и Калининграде, «Комитет» начал настраиваться на студийную запись. Она состоялась в феврале 1988 года в помещении того самого Дома культуры железнодорожников, в котором работали Олди и Щедрин. Поводом послужили два обстоятельства, причем оба напрямую были связаны с Красной Армией. Во-первых, надвигавшийся весенний призыв грозил существенно уменьшить ряды «Комитета» — поскольку под колпаком местного военкомата оказались саксофонист Андрей Брытков и флейтист Саша Багачевский.

Второе обстоятельство заключалось в том, что служивший в Калининграде давний приятель Олди Лотарс Утемма сумел сорваться на ночь в самоволку, прихватив с собой выписанные из Таллина компрессор и ленточный ревербератор. В семь часов утра в воинской части происходила перекличка, на которой ему надо было присутствовать любой ценой. Таким образом, в распоряжении «Комитета» была ровно одна ночь.

Запись осуществлялась по принципу «со сцены — в пульт» и отличалась от концертной возможностью переигрывать неудачные дубли. За пультом сидел звукорежиссер Сергей Абрамов, а в роли продюсера выступил Эдик Нивердаускас — один из немногих, кто уже в те времена верил в перспективы «Комитета». Позднее об этой ночной сессии ходило немало легенд, и отделить