Ангелы и Демоны - Дэн Браун

Лэнгдон даже в самом кошмарном сне не мог себе представить,что окажется во главе группы людей, помчавшихся в базилику, чтобы вернутькамерария. Но он стоял к дверям ближе всех и действовал чисто рефлекторно.

«Здесь он умрет», — думал Лэнгдон, вбегая через порог вчерную пустоту.

— Камерарий! Остановитесь!

Тьма, в которую погрузился Лэнгдон, оказалась абсолютной. Отяркого света прожекторов на площади зрачки сузились, и поле зрения ученогоограничивалось лишь несколькими футами перед самым носом. Лэнгдон остановился,и до него донесся топот ног слепо мчавшегося в черный провал камерария.

Следом за американцем в собор вбежали швейцарцы и Виттория.Загорелись фонари, но батарейки к этому времени сели, и вялые лучи были не всилах пробиться в глубь базилики, выхватывая из темноты лишь колонны да пол подногами.

— Камерарий! — крикнул Шартран. — Синьор,подождите! Шум у дверей собора заставил всех обернуться. На светлом фоневозникла массивная фигура Макри с камерой на плече. Красный огонек говорил отом, что передача все еще идет. Следом за ней появился Глик. В руке он держалмикрофон. Репортер орал благим матом, требуя, чтобы партнерша его подождала.

«Эти снова здесь! — возмущенно подумал Лэнгдон. —Неужели они не понимают, что сейчас не время?»

— Вон отсюда! — выкрикнул Шартран, хватаясь закобуру. — Все это не для ваших глаз!

— Чинита! — взмолился Глик. — Этосамоубийство! Бежим отсюда.

Макри, игнорируя призывы репортера, нажала на какую-токнопку на камере, и всех присутствующих ослепил яркий луч света.

Лэнгдон прикрыл глаза и, крепко выругавшись, отвернулся.Когда он отнял ладони от лица, то увидел, что фонарь на камере журналистки бросаетлуч по меньшей мере на тридцать ярдов.

В этот момент до них издали долетел голос камерария:

— И на сем камне я создам церковь мою!

Макри направила камеру в сторону источника звука. Всероватой мгле в самом конце луча виднелось черное пятно. Это камерарий с дикимкриком мчался по центральному нефу собора.

На какой-то миг все растерялись, не зная, какпоступить, — такое впечатление произвела на них эта странная и страшнаякартина. Но потом словно прорвало плотину.

Шартран, оттолкнув Лэнгдона, помчался к камерарию.Американец бросился следом за ним. Виттория и швейцарские гвардейцы последовалиих примеру.

Макри замыкала группу, освещая всем путь и одновременнопередавая картину этой мрачной погони всему миру. Глик, проклиная всепоследними словами, неохотно трусил сзади и комментировал события, время отвремени включая микрофон.

* * *

Главный неф собора Святого Петра (как где-то вычиталШартран) по длине немного превосходил футбольное поле олимпийского стадиона.Однако сейчас лейтенанту казалось, что неф длиннее поля по меньшей мере раза вдва. Не снижая темпа, он на бегу пытался сообразить, куда мог направитьсякамерарий. Священник был в шоке, он явно бредил, получив во время кровавогопобоища в папском кабинете сильнейшую физическую и моральную травму.

Откуда-то издали, из-за пределов зоны, освещаемой фонаремкамеры Би-би-си, доносился счастливый вопль камерария:

— И на камне сем я создам церковь мою!

Шартран знал, какие слова выкрикивает священник. Это былацитата из Евангелия от Матфея, а именно — глава 16, стих 18. Сейчас, когда догибели церкви оставалось всего несколько коротких минут, эти слова казалисьлейтенанту абсолютно неуместными. Камерарий, несомненно, лишился рассудка.

А может быть, это все же не так?

Шартран всегда был убежден, что Бог никогда не вступает впрямые контакты со своими чадами, а все чудесные события, пережитые когда-либолюдьми, есть не что иное, как плод воображения фанатично настроенного человека,видящего и слышащего то, что он желает увидеть и услышать.

Но в этот миг у Шартрана возникло видение, ему показалось,что сам Господь явился перед ним, чтобы продемонстрировать свое беспредельноемогущество.

Впереди, в пятидесяти ярдах от него, вдруг появился призрак,привидение… прозрачный, светящийся силуэт полуобнаженного камерария. ИзумленныйШартран остановился, сердце его замерло. Камерарий воссиял! Лейтенантуказалось, что тело клирика с каждым мгновением светится все ярче. Затем оностало погружаться в пол собора — все глубже и глубже. Еще несколько секунд, икамерарий, словно под влиянием какой-то магической силы, полностью скрылся подземлей.

* * *

Лэнгдон тоже увидел этот фантом. И ему на миг показалось,что он стал свидетелем чуда. Но останавливаться в отличие от Шартрана ученый нестал. Пробежав мимо потрясенного лейтенанта, он устремился к месту, где исчез вполу камерарий. Ему стало ясно, что произошло. Камерарий добежал до нишипаллиума — освещаемого девяноста девятью лампадами углубления в полу собора.Лампады бросали свет снизу, что и придало камерарию вид призрака. Когда священнослужительначал спускаться по ступеням, создалась полная иллюзия того, что он погружаетсяв пол.

Лэнгдон, задыхаясь, подбежал к углублению и, перегнувшисьчерез ограду, заглянул вниз, в залитое светом лампад пространство. Он успелувидеть камерария, бегущего по мраморному полу к стеклянным дверям, за которымихранился знаменитый золотой ларец.

Что он делает? Не думает же он, что золотой ларец…

Камерарий распахнул дверь и вбежал в комнату с ларцом.Промчавшись мимо постамента, на котором стоял ларец, он упал на колени ипринялся тянуть на себя вделанную в пол железную решетку.

Лэнгдон в ужасе наблюдал за действиями священника. Он понялнаконец, куда намерен проникнуть обезумевший клирик. О Боже!

— Не надо, святой отец! Не надо! — закричалЛэнгдон, бросившись к ведущим вниз ступеням.

Открыв стеклянные двери, ученый увидел, что камерарий сумелподнять металлическую решетку. Крепящаяся на петлях крышка люка упала на пол соглушительным грохотом, явив взору узкий колодец и крутую, ведущую в темнотулестницу. Когда камерарий начал спускаться, Лэнгдон схватил его за голые плечии попытался поднять наверх. Покрытая потом кожа священника оказалась скользкой,однако Лэнгдон держал крепко.

Камерарий резко поднял голову и спросил с искреннимизумлением:

— Что вы делаете?

Их глаза встретились, и Лэнгдон вдруг понял, что обладательтакого взгляда не может находиться в трансе. Это был полный решимости взглядчеловека, до конца контролирующего свои действия — контролирующего, несмотря нато что выжженное на груди клеймо причиняло ему немыслимые страдания.