Ангелы и Демоны - Дэн Браун

Из тени неожиданно возникла последняя ступенька лестницы.Дальнейший путь преграждала металлическая решетка с тремя укрепленными на нейчерепами. Камерарий из последних сил тянул на себя решетчатую дверь. Лэнгдонпрыжком преградил ему путь. Через несколько секунд на ступенях появились иостальные преследователи. В белом свете фонаря они походили на призраки. Большевсех на привидение смахивал Глик. С каждым шагом он бледнел все сильнее.

— Пропустите камерария! — крикнул Шартран, хватаяЛэнгдона за плечи.

— Ни в коем случае! — прозвучал откуда-то сверхуголос Виттории. — Нам нужно немедленно уходить! Антивещество отсюдавыносить нельзя! Если поднять его на площадь, все находящиеся там погибнут!

— Вы все должны мне доверять, — неожиданноспокойно произнес камерарий. — У нас мало времени.

— Вы не понимаете! — не унималась Виттория. —Взрыв на поверхности земли будет гораздо опаснее, чем здесь, внизу!

— Кто сказал, что взрыв произойдет на поверхности? —спросил он, глядя на девушку удивительно ясными глазами.

— Выходит, вы решили оставить ловушку здесь? —изумилась Виттория.

— Смертей больше не будет, — сказал священник, иуверенность, с которой были произнесены эти слова, оказала на всех чуть ли не гипнотическоевоздействие.

— Но, святой отец…

— Умоляю, проявите хотя бы немного… веры. Я никого непрошу идти со мной, — торопливо говорил камерарий. — Вы все можетеудалиться. Я прошу лишь о том, чтобы вы не препятствовали Его воле. Позвольтемне завершить то, что я призван сделать. — Взгляд камерария приобрелнесвойственную ему жесткость, и он закончил: — Я должен спасти церковь. И ямогу это сделать. Клянусь жизнью!

Тишину, которая последовала за этими словами, вполне можнобыло назвать громовой.

Одиннадцать часов пятьдесят одна минута.

Слово «некрополь» в буквальном переводе означает «городмертвых».

Несмотря на то что Роберт Лэнгдон много читал об этом месте,к открывшейся перед ним картине он оказался совершенно неготовым. Колоссальныхразмеров подземная пустота была заполнена рассыпающимися надгробиями. Крошечныемавзолеи напоминали сооруженные на дне пещеры дома. Даже воздух казалсяЛэнгдону каким-то безжизненным. Узкие металлические подмостки для посетителейзигзагами шли между памятниками. Большая часть древних мемориалов была сложенаиз кирпича, покрытого мраморными пластинами. Кирпич от старости давно началрассыпаться. Бесчисленные кучи невывезенной земли, словно тяжелые колонны,подпирали низкое каменное небо, распростершееся над этим мрачным поселениеммертвых.

Город мертвых, думал Лэнгдон. Американец ощущал странное,двойственное чувство. С одной стороны, он испытывал любопытство ученого, а сдругой — ему было просто страшно. «Может быть, я принял неверное решение?» —думал он, шагая вместе с остальными по извилистым мосткам.

Шартран первым попал под гипнотическое влияние камерария, иименно он заставил Лэнгдона открыть металлические ворота в Город мертвых. Глики Макри совершили благородный поступок, откликнувшись на просьбу клирика освещатьпуть. Впрочем, учитывая ту славу, которая ждала журналистов (если они выберутсяотсюда живыми), благородная чистота их помыслов вызывала некоторые сомнения.Виттория меньше всех остальных хотела спускаться в подземелье, и в ее взглядеученый видел какую-то безысходность, что, несомненно, было результатом развитойженской интуиции.

«Однако теперь мои сомнения не имеют значения, — думалЛэнгдон, шагая чуть впереди девушки. — Слишком поздно. Обратного пути унас нет».

Виттория молчала, но Лэнгдон знал, что оба они думают ободном и том же. Девяти минут явно не хватит для того, чтобы убраться изВатикана, если окажется, что камерарий заблуждался.

Проходя мимо рассыпающихся в прах мавзолеев, Лэнгдон вдругпочувствовал, что идти стало труднее, и с удивлением обнаружил, что они уже неспускаются вниз, а поднимаются в гору. Когда ученый понял, в чем дело, онпохолодел. Рельеф места, в котором они находились, сохранился в том же виде,каким он был во времена Христа. Он идет по первозданному Ватиканскому холму!Вблизи его вершины, как утверждают историки, находится могила святого Петра.Лэнгдон всегда удивлялся: откуда им это известно? Теперь он получил ответ:проклятый холм по-прежнему оставался на своем месте!

Лэнгдону казалось, что он бежит по страницам самой истории.Где-то чуть впереди находилась могила апостола Петра — самая священная реликвияхристианства. Трудно поверить, что могила апостола когда-то была обозначенаодним скромным алтарем-святилищем. То время давно кануло в Лету. По меревозвышения Петра в глазах христианского мира над первым алтарем возводились всеболее внушительные храмы. Это продолжалось до тех пор, пока Микеланджело невоздвиг величественный собор Святого Петра, центр купола которого находитсяточно над захоронением апостола. Как говорят знатоки, отклонение составляетлишь какую-то долю дюйма.

Они продолжали восхождение, лавируя между могил. Лэнгдон вочередной раз бросил взгляд на часы. Восемь минут. Ученый стал всерьезопасаться, что по прошествии этих минут Виттория, он сам и все остальныебезвременно присоединятся к нашедшим здесь последний покой ранним христианам.

— Осторожно! — послышался вопль Глика. —Змеиные норы!

Лэнгдон уже увидел то, что испугало репортера. В тропе, покоторой они теперь шли, виднелось множество небольших отверстий. Лэнгдонстарался шагать так, чтобы не наступать на эти дыры в земле.

Виттория, едва не споткнувшись об одну из нор, последовалаего примеру.

— Змеиные норы? — испуганно косясь на тропу,переспросила девушка.

— Скорее закусочные, — улыбнулся Лэнгдон. —Объяснять я вам ничего не буду. Поверьте на слово.

Он вспомнил, что эти отверстия назывались «трубкамивозлияния» и ранние христиане, верившие в воскресение тела, использовали их длятого, чтобы в буквальном смысле подкармливать мертвецов, регулярно наливаямолоко и мед в находящиеся внизу могилы.

* * *

Камерарий чувствовал, как слабеет с каждым шагом.

Однако он упрямо шел вперед: долг перед Богом и людьмизаставлял его ноги двигаться. «Мы почти на месте», — думал он, страдая отневыносимой боли. Мысли иногда причиняют больше страданий, чем тело, сказалсебе клирик, ускоряя шаг. Он знал, что времени у него почти не осталось.

— Я спасу Твою церковь, Создатель, — шептал КарлоВентреска. — Клянусь жизнью!