Ангелы и Демоны - Дэн Браун

Интуиция подсказывала ей, что камерарий скорее всего прав, иэто ее безмерно удивляло. Размещение антивещества под землей, на глубине трехэтажей, представлялось ей чуть ли не благородным и человеколюбивым актом.Примерно на такой же глубине находилось и хранилище «Оп-Мат». Теперь она знала,что последствия взрыва будут менее разрушительными, чем она думала. Не будет нитеплового удара, ни летающих обломков, способных поразить людей. Всеограничится тем, что разверзнется земля и в образовавшийся кратер провалитсясобор Святого Петра. Что само по себе будет вполне апокалиптическим зрелищем.

Неужели Колер все же проявил человеколюбие? Виттория до сихпор не могла до конца поверить в его участие в этом страшном заговоре. Да, онамогла понять его ненависть к религии… но столь ужасный поступок был совсем не вего духе. Неужели его озлобленность была столь чудовищной? Неужели он могнанять убийцу? Неужели он действительно хотел уничтожить Ватикан? Неужелидиректор ЦЕРНа организовал убийство ее отца, четверых кардиналов и самого папы?Все это казалось ей абсолютно неправдоподобным. И каким образом Колер ухитрилсявнедрить своего агента в самое сердце города-государства? Рошер был человекомКолера, сказала себе Виттория. Он был иллюминатом. Капитан, вне всякогосомнения, имел ключи от всех помещений Ватикана — кабинета папы, дверей,ведущих в Il Passetto, Некрополя, гробницы святого Петра. Он вполне могпоместить ловушку с антивеществом в гробницу апостола (вход туда былпрактически для всех запрещен) и дать команду гвардейцам обыскивать толькодоступную для публики территорию. Рошер был уверен, что никто не сможет найтиантиматерию.

Но Рошер никак не мог рассчитывать на то, что камерарийполучит откровение свыше.

Откровение. Вера Виттории была не настолько глубокой, чтобыдевушка могла вот так сразу поверить в подобное чудо. Неужели Бог напрямуюбеседовал с камерарием? Все ее существо протестовало против подобнойвозможности, но в то же время она знала, что существует отрасль науки, занимающаясяпроблемами различных неявных связей. Ей самой чуть ли не каждый деньприходилось встречаться с примерами подобного общения. Морские черепашкиодновременно вылуплялись из пары яиц одной и той же кладки, хотя яйца былиразвезены на тысячи миль друг от друга… скопления медуз площадью в несколькоакров пульсировали в такт, словно ими руководил один высший разум. Весь мирпронизан невидимыми линиями связи, думала она.

Но связь между Богом и человеком?..

Виттория жалела, что рядом нет ее любимого отца, который могбы поделиться с дочерью своей верой. Однажды он уже объяснял ей в научныхтерминах возможность божественных контактов, но убедить дочь в их существованииЛеонардо Ветра тогда не сумел. Она все еще помнила тот день, когда, увидев отцамолящимся, спросила:

— Папа, зачем ты зря тратишь время? Ведь Бог тебя всеравно не слышит.

Леонардо Ветра поднял на нее глаза и ответил с отеческойулыбкой:

— Я знаю, что моя дочь — известный скептик. Значит, тыне веришь, что Бог говорит с человеком? Если так, то позволь мне рассказать обэтом на твоем языке. — Он снял с полки муляж человеческого мозга ипоставил его перед ней на стол. — Как тебе, видимо, известно, Виттория,человеческие существа, как правило, используют крайне незначительную частьклеток мозга. Однако если поместить человека в экстремальную ситуацию,вызванную физической травмой, чрезмерной радостью, страхом или глубокимпогружением в молитву, то все нейроны мозга начинают работать словно безумные,порождая необыкновенную ясность мысли.

— Ну и что из того? — не согласиласьВиттория. — Ясность мысли вовсе не означает возможности бесед с Богом.

— А вот и нет! — воскликнул отец. — Ты жезнаешь, что в подобные моменты просветления люди находят решение казавшихсяранее неразрешимыми проблем. Гуру называют подобное состояние высшим сознанием,биологи — измененным состоянием, психологи — сверхчувствительностью. —Отец выдержал паузу и продолжил: — А мы, христиане, называем это ответом нанаши молитвы. Иногда божественное откровение означает лишь, что твой ум распахиваетсятак, что слышит в твоем же сердце то, что ему уже давно известно, —закончил Леонардо Ветра с широкой улыбкой.

Сейчас, торопливо спускаясь по ступеням в темную глубину,Виттория думала, что отец, возможно, был прав. Вполне можно поверить в то, чтополученная камерарием травма повлияла на мозг таким образом, чтосвященнослужитель просто «понял», где может быть спрятано антивещество.

«Каждый из нас есть Бог, — сказал когда-тоБудда. — Каждому из нас известно все. И нам следует всего лишь распахнутьсвой ум, чтобы прислушаться к своей же мудрости».

И в те минуты, когда Виттория спускалась все глубже и глубжепод землю, она вдруг почувствовала, что ее ум полностью распахнулся… выпустивна волю всю ее мудрость. Перед девушкой с предельной ясностью открылось то, чтовознамерился совершить камерарий. И эта ясность породила в ней такой страх,которого никогда раньше ей испытывать не приходилось.

— Не надо, камерарий! Не надо! — закричала она вглубь колодца. — Вы не понимаете! — Она представила толпу людей наплощади, и ее сердце похолодело. — Если вы вынесете антивещество наверх…все умрут!

* * *

Лэнгдон с риском для жизни прыгал через две ступеньки,сокращая расстояние между собой и камерарием. Проход был очень узким, ноникакой клаустрофобии ученый не ощущал. Новый ужас вытеснил из его сознания всестарые страхи.

— Камерарий! — кричал Лэнгдон, постепенноприближаясь к световому пятну лампады. — Антивещество следует оставить наместе! Иного выбора у нас нет!

Еще выкрикивая эти слова, Лэнгдон понял, что здесь что-то нетак. Получалось, что он, поверив в божественное откровение камерария, выступаетза то, чтобы собор Святого Петра, одно из величайших архитектурных достиженийчеловечества, был разрушен.

Но люди на площади… Иного выбора нет.

Жестокая ирония ситуации заключалась в том, что радиспасения людей требовалось уничтожить церковь. Лэнгдон подумал, что подобнаясимволическая альтернатива могла изрядно позабавить иллюминатов.

Воздух в тоннеле был влажным и прохладным. Где-то там, вглубине, находился священный necropolis… место последнего упокоения святогоПетра и бесчисленного множества ранних христиан. Лэнгдон дрожал словно отхолода. Оставалось надеяться, что их миссия не окажется самоубийственной.

Лампада камерария вдруг перестала двигаться, и расстояниемежду ученым и клириком начало стремительно сокращаться.