Дневники русской женщины - Елизавета Александровна Дьяконова

меня возможности подходить к тем группам, где шли веселые разговоры – таких, впрочем, было немного, и я, по старой памяти, решила беседовать с Д-ди. Вскоре Д-аш прервала общий разговор, предложив чокнуться с теми, которые скоро уезжают, их нашлось девять человек, – преподавательницы гимназий, на частные места или домой. Вина, конечно, не было, смеясь, чокнулись стаканами чая. После затеяли пение, оно удалось плохо, но все же слушали. Товарищи уже незаметно расходились, осталось человек 20. Д-аш опять позвонила и произнесла небольшую речь, отчаянно путаясь в словах, о том, что мы, собравшись здесь, все же не относимся дурно к «известной партии», не пожелавшей в большинстве быть с нами, и поминаем добрым словом Б. (кассиршу), К. и С. (бывших депутаток, исключенных без права поступления). Все молчали, только одна из нас заплакала, отвернувшись к шкафу… Мне вдруг вспомнилась Надя «Бибиша», теперь – учительница в школе. Милая, хорошая девушка, с душой честной и открытой; четыре года назад мы в этот день все мирно сидели под общей кровлей интерната, не предчувствуя, как печально будет наше вступление в жизнь.

Да, на нашей вечеринке было оживление, но не было того торжественного приподнятого настроения, которое бы несомненно явилось, если б мы собрались в полном составе, с профессорами, если б говорились интересные речи. Наше собрание было назначено лишь сегодня утром; обед, сначала предполагавшийся с некоторыми профессорами, провалился, так как они несочувственно относились к ресторану; на курсы мы не хотели приглашать их, так как тогда приглашение директора становилось неизбежным, а из-за этого пропала бы вся прелесть вечеринки – он явился бы посторонним элементом; устроить же вечеринку в частном доме при современном положении дел нельзя было вовсе, – никто, конечно, не дал бы своей квартиры. Вот почему мы и принуждены были собраться одни, без профессоров, 40 человек, – с сознанием грустных событий, и на этот раз явно разрозненные.

Ни у кого во весь вечер не было хорошо на душе, если вдуматься глубже: все знали, что в последний раз видятся вместе…

Всем товарищам, всем вам говорю искреннее пожелание – сделать возможно больше добра, внести больше света в тьму провинции и иметь побольше сил для борьбы со злом. Прощайте! Все вы так и не узнали меня, но вы одинаково со мной стремились ко свету знания, и все одинаково дороги мне… Время нас соединяло четыре года, оно нас разделяет теперь, оно же и вновь соединит. Через сто лет оно не только давно вычеркнет всех из ряда живых – оно загладит и память о нас. Да, интересно бы знать, о ком из нас она останется?

И вот сказывается несвобода женщины. Мужчины могут строить широкие планы, мечтать о будущем, им принадлежит политическая власть. Нынче, напр., окончил в университете брат нашей Н-де и поступил в министерство иностранных дел; ему предстоит блестящая будущность – он очень способен, умен, имеет связи. Он может шире мечтать о своей деятельности, и такое самосознание много помогает при работе.

Мы же – можем двигаться только узкими, ограниченными путями, поэтому у нас не может быть такого широкого политического горизонта мышления, у нас нет дороги к власти, мы все-таки в конце концов – рабы.

Мы – существа без прав, без широкой перспективы наши пути, – как покорно введенные в хомут лошади, должны плестись по узкой колее…

Будь я свободна всегда – у меня могли бы создаваться иные планы относительно педагогической деятельности; я знаю, что я выдвинулась бы из среды педагогов – кончи я курс студентом, а не курсисткой. А теперь самое большее, на что могу я надеяться – это сделаться начальницей гимназии и только, так как влиять на жизнь глубже, сильнее – переработкой всего учебного строя, его главного основания – мы не можем, нас никогда не назначат членом совета каких-нибудь комиссий для пересмотра программ. И мы принуждены вечно изворачиваться, как белки в колесе, чтобы в отведенных нам узких рамках деятельности – сделать нечто такое, что исправляло бы основные недостатки системы. Сколько уже тратится сил на устранение их, но непроизводительно, а почему? – Потому что господа мужчины считают себя непогрешимыми авторитетами в области мысли, и, благодаря их косности, их невежеству, их рутинности – у нас вся учебная система ни к черту не годится, наше просвещение движется еле-еле, точно арба какая с отчаянным нестройным скрипом немазаных колес, и люди в ужасе от этого скрипа затыкают уши и жмутся, не хотят ни смазать колес, ни придумать новый экипаж.

Я уверена, что в будущем в России роль женщины будет интересна: в стране утвердится мысль о высшем женском образовании и явится целый ряд женщин, способных к участию в управлении страной. Но вдруг, после будущих исторических событий – мы будем вновь унижены отнятием у нас этого драгоценного права, – неужели мы сдадимся без борьбы?

– Нет! нет, товарищи! Если мне жизнь поставит veto27 на работу, то пусть останется этот дневник и послужит памятником моему самосознанию.

23 сентября

На обоих адресах профессорам вчера подписались: Левенец, Мерц, Н. Диомиди, А. Коробицина, С. Платонова, А. Шаповалова, А. Сулим, Е. Дьяконова, В. Васильева, Ю. Малюга, В. Докучаева, А. Вакулина, А. Обломкова, Л. Уварова, В. Резанцева, И. Стрекалова, В. Николаева, М. Хаскина, Ел. Афонасьева, О. Чернышева, Н. Карпинская (только на адресе Гревсу), М. Левдикова, А. Савицкая, А. Тихонравова, Завадская, Гургеньскова, Т. Козакова, И. Уткина, О. Добиаш, Прохорова, Котляревская, Красильникова, Н. Нилло, А. Мелентьева, Е. Матерно, О. Виноградова, З. Чернякова, Бурэ; четыре человека – Ступина, Кремлева, Киселева и Исаева – не подписались, так как часто бывают на курсах. Значит, на вечере было 42 человека.

Никто не возразил против проекта адреса К-еву, и он был принят молчаливым согласием всех присутствовавших, причем привычка Д-аш первенствовать дошла до смешного: когда всех присутствовавших надо было ознакомить с моим проектом этого адреса и вообще сообщить о предполагаемом внешнем виде адресов – она, с моих слов, развязно начала сообщать присутствовавшим об этом, хотя сама хорошо ничего не знала и только под конец просила меня объяснить подробнее. А проект адреса она просто взяла у меня, говоря, что сама прочтет его: «Мне сделать это будет удобнее, нежели вам». Я только усмехнулась и плечами пожала, – до каких мелочей может дойти честолюбивый человек! Она сама не понимала, как это было смешно с ее стороны – читать то, что не она писала, не будучи никем уполномоченной, брать у меня бесцеремонно мое же создание…

Адрес Г-су до сих пор еще не составлен, несмотря на то, что давно бы надо сделать это. В сравнении с ученым слогом Д-аш – адрес