Семейное несчастье - Нина Князькова

– Не скажу, – пообещал я, понимая, что все равно узнаю у Полкана, где тело этого урода, сам его выкопаю и утащу на вечно не тающий ледник, чтобы он и на том свете мерз и мучился. – Спать хочешь? – Спросил участливо, так и стоя перед ней на коленях.

– Все равно не усну, – пожала она плечами.

Я осмотрел ее комнату. Она сидела в глубоком кресле, защищенная высокой спинкой. Выбрала самое безопасное место. Пусть будет так.

Я поднялся на ноги, подхватил ее на руки и сам сел в кресло, устроив ее у себя на коленях. Наша с ней связь должна помочь ей успокоиться в моих руках и хоть немного поспать. А я отосплюсь когда-нибудь потом. Не до этого сейчас.

Вероника

Я проснулась от уже знакомой мне головной боли и застонала, схватившись за голову. Черт! А я уже и забыла, как это все начинается. Капельница, которую мне поставила Алиса, лишь дала мне день отсрочки от этого мучения.

– Сейчас, подожди. – Мои руки мягко отвели.

Мне на голову легло что-то вроде мокрого полотенца. Стало легче. По крайней мере виски перестало сдавливать пульсирующим обручем. Я смогла сделать нормальный вдох, а не цедить воздух сквозь зубы.

– Что…, – я облизала сухие губы, – что ты здесь делаешь? – Прошептала.

– Тебе было холодно, – ответил Леонид.

– И ты грел меня всю ночь? – Не поверила я, разлепив глаза. За окном уже светало.

Кажется, зря я глаза открыла, меня начало тут же мутить.

– Тазик, – выдохнула, понимая, что до туалета просто не дойду. У меня все тело дрожало.

Почувствовала, что Леонид отстранился и через несколько секунд что-то поставил на пол. Так быстро принес? Или держал наготове, видя мое состояние? Я свесилась с кровати (не помню, как на ней очутилась) и меня начало рвать. Я думала, что мой надзиратель сбежит. Мужчины же не переносят женщин в нездоровом состоянии. Но он удивил меня, забрав и держа мои волосы так, чтобы они не испачкались. Боже, что ж так плохо-то?

Через пару минут спазмы прекратились, и я устало развалилась на кровати. Леонид забрал тазик и ушел из комнаты. Через какое-то время вернулся.

– Тебе нужно выпить отвар, – тихо сказал он, – после него полегчает.

Я кивнула, но даже не сделала попытки подняться. Оказывается, мне и не нужно было напрягаться. Мужчина осторожно сгреб меня с кровати, сел на нее, а меня посадил на свои колени, уложив голову на свое плечо. Я неосознанно потерлась щекой о его кожу. Кожу!?! Он что, голый?

– Пей, – моих губ коснулся край кружки.

Я послушно сделала глоток. Потом еще один. Отстранилась, переживая небольшое головокружение. Как только стало легче, вернулась к отвару. Едва моя кружка опустела, Леонид убрал ее в сторону, но моего положения не менял. Видимо боялся, что снова вырвет.

– Ты голый? – Спросила я, не имея никаких сил, чтобы даже просто посмотреть.

– До пояса. Разделся, когда тебя знобить начало. У меня температура тела выше твоей. Лучше, когда кожа к коже, – в его голосе послышалось смущение.

Тут до меня стало кое-что доходить. Я подняла руку и провела ей по своему телу. На мне осталась только бельевая майка, едва прикрывающая грудь, и трусы (слава богу, приличные).

– Ты меня раздел, – обвинительно сказала я ему куда-то в подмышку, которая мне почему-то дарила спокойствие и умиротворение. У меня даже появилось желание спрятаться туда от этого жестокого мира. Странное желание.

– В лечебных целях. Тебе было плохо. – Он взял со спинки кровати плед и накрыл меня им, так же удерживая меня, чтобы я не упала. – Я никогда не воспользуюсь твоим состоянием.

У меня в голове появились нехорошие ассоциации.

– Тебе тоже женщины не нравятся? – Не знаю, зачем я задала этот вопрос. Наверное, мозг совсем отключался.

– Мне нравишься ты. И я подожду, когда ты выздоровеешь, – пообещал он.

Ох, уж эти сказки! Ох, уж эти сказочники! Но мне почему-то стало легче от его слов. Может быть, мне просто понравился его голос. Низкий, грудной, успокаивающий. И когда он говорит, мое ухо чувствует вибрацию его тела. Хорошо.

– Расскажи мне что-нибудь, – попросила его.

– Что? – Не понял он.

– Что угодно. Просто говори, – я удобнее устроилась на его коленях и положила руку на его грудь.

– В детстве мы с интернетовскими ребятами часто убегали в лес…, – начал он и, кажется, на этом я и заснула.

Наверное, поэтому мне приснился странный сон, где я бегаю по лесу, строю шалаши, хожу в горы и исследую пещеры. Почему-то стою третьим человеком за плечом Лохматова, поющего у леса странную песню на незнакомом мне гортанном языке.

Проснулась я от того, что мне было неимоверно жарко. Зато голова больше не болела, так что я открыла глаза и осмотрелась. Еще бы мне жарко не было. На достаточно небольшой кровати лежала не только я, но и Клыков, прижимающий меня к себе. Он крепко спал, так что я повернула голову и принялась без зазрения совести рассматривать его.

Интересно, сколько ему лет? На вид не больше двадцати пяти. Но здесь все выглядят молодыми. Даже дедуле сейчас больше пятидесяти по виду не дашь. Небольшие морщинки у глаз и губ были скорее от живой мимики лица, чем от чего-то другого. И само это лицо было довольно красивым, если не считать чисто оборотнических черт в виде широкого носа или тяжелого подбородка.

– Полегчало? – Спросил он, не открывая глаз.

Мое состояние даже не дало мне смутиться.

– Немного, – согласилась. – Мне в туалет надо. – Я попыталась сесть на кровати, но мышцы тут же отозвались дрожью. Черт! Ведь всего одна таблетка и это мучение прекратится…

– Я отнесу, – не позволил он мне даже озвучить свою просьбу.

Хмм, удобный в хозяйстве мужик – это что-то новое. Еще и тактичный. Посадил на унитаз и вышел за дверь. Надо будет Верке сказать, чтобы так мужиков больше не запугивала. А-то они потом очень странно себя ведут. А еще слух у них отменный, потому что едва я встала с унитаза, он тут же вошел в дверь, придержал за плечи, пока я мыла руки и отнес обратно в кровать, где я снова отключилась. Мой организм явно экономил силы для самого худшего.

Не знаю сколько прошло времени, но я снова проснулась в холодном поту. Мышцы ломило. Очень хотелось пить. Во рту совсем пересохло и язык распух так, что я им даже пошевелить не могла. Плохо-то как…

– Пить, – просипела.

Меня привычно сгребли в охапку и приставили к губам кружку. Лишь через несколько глотков я поняла, что это не отвар, и отвернула голову.

– Что это? – скривилась.

– Бульон. Тебе нужно что-то есть, – послышался голос Клыкова совсем у уха.

Я вздохнула, признавая его правоту, и решила осилить предлагаемое, хотя есть совсем не хотелось. Точнее, наоборот, подташнивало.