Семейное несчастье - Нина Князькова

– Лёнь, а ты когда последний раз ел? – Спросила я, допив. Мужчина решил промолчать, пока менял кружки, чтобы дать мне выпить отвара. – Ответь, – я отвернула голову в сторону, показывая, что отмолчаться не получится.

– Два дня назад, – сознался он.

У меня даже глаза открылись.

– Сколько времени прошло после той… головной боли, – осторожно спросила я. Кажется, помнила я не все.

– Три дня уже прошло, – пожал он голым плечом.

– Сколько раз ты поил меня бульоном? – Это было сейчас самым важным.

– Это четвертый раз, – кивнул он на пустую кружку.

У меня в голове пронесся рой ругательств. Я скосила глаза на свое тело. Белье на мне было другим. Чистым. Но глядя на круги под глазами этого парня, его было сложно заподозрить в каких-то крамольных мыслях.

– Сейчас я допиваю отвар и благополучно отрубаюсь, а ты идешь и ешь по-хорошему. Иначе я Верке нажалуюсь и тебя заменят. Я не хочу быть обвиненной еще и в том, что из-за меня человек от голода умер, – на последних словах я разревелась. Сама не знаю почему. Нервы ни к черту!

– Ты не виновата…

– Это мне решать, – сквозь слезы заявила я.

– Я поем, – согласился он, пристально глядя на меня. – Обещаю.

Я кивнула, показывая, что верю ему, как бы странно в моем случае это не звучало. Послушно выпила отвар, попросилась в уборную, а потом снова отключилась, потеряв счет дням.

В следующий раз я пришла в себя от того, что мне кто-то фиксировал руку. Я неосознанно дернулась.

– Давно ей так плохо? – Спросил голос мамы.

Значит, Вера все-таки рассказала ей. Зачем? Маме и так в жизни досталось, а тут еще и я со своими проблемами. Сестра, называется.

– Пять дней, как у нее начались провалы в памяти, головные боли и тошнота. Она почти все время спит, – в голосе Леонида слышалось отчаяние.

– Почему ты сразу не сообщил об этом? – Возмутился голос Веры.

– Не кричи, – я облизнула губы языком и почувствовала укол в руку. Мама поставила мне капельницу. – Это я ему пригрозила, – сказала заплетающимся языком.

– Нет, это я думал, что отвары помогут и ей станет лучше, – не согласился Клыков.

– Все с вами ясно, – фыркнула Вера. – Вероника, а какое твое любимое мужское имя? – Вдруг спросила она.

Нашла у кого спрашивать.

– Леонид, – я попыталась растянуть губы в улыбке, но кажется, они стали трескаться.

Послышался глубокий вздох. Мужской.

– Хорошо, пойдем с другой стороны. Придумай мужское имя, чтобы дать его домовому. Очень надо, сестричка, – попросила Вера.

Я попыталась напрячь мозг, но кроме Кузи, Фунтика, Кеши и Акакия Акакиевича в голову ничего не приходило. Есть, наверное, какие-то критерии? Ой, сейчас из букв что-нибудь составлю.

– Инно… фунтий, – решила я.

Все странно замолчали.

– Может быть, Иннокентий? – Мягко уточнила Вера.

– Нет. Ты же не попугая называешь, – кажется, капельница начала работать и у меня в голове стало проясняться. – Именно Иннофунтий, – гордо объявила я.

В воцарившейся тишине послышался мужской смешок.

– Так, Иннофунтий, слышал? Вот твоя хозяйка, – иронично заявила Вера. – Служи верой и правдой.

С кухни послышалось какое-то бряцанье.

– Как закончится капельница, перевяжи локоть, – обратилась мама к Леониду.

– Вы не останетесь? – Я открыла глаза и повернула голову к маме. Только сейчас я обратила внимание на то, что выглядит она едва ли не моложе меня. В этом Мае, кажется, чудеса творятся.

– Нет. Несколько дней назад сложного ребенка привезли, так что я не могу надолго отлучаться. А Вере вообще по горам сейчас с ношей лучше не бегать, в ее-то положении, – мягко ответила мама и погладила меня про растрепанным волосам.

У меня даже силу удивиться не было.

– Ты беременна? – Безэмоционально спросила я.

– Да, – кивнула сестра, с опаской глядя на меня.

Я прикрыла глаза и удовлетворенно улыбнулась.

– Я стану тетей, – благоговейно прошептала.

– Ты будешь самой лучшей тетей на свете. Только выздоровей, – тихо ответила Вера.

Я едва заметно кивнула и едва дождавшись, когда мама с Верой выйдут из домика, разревелась. Черт! Ну что мне стоило порадоваться за сестру и поздравить ее? Но сейчас у меня было такое ощущение, что все положительные эмоции из меня куда-то делись, а я злюка и склочница.

– Как ты себя чувствуешь? – Леонид присел перед кроватью на корточки.

Я посмотрела на свою руку и скривилась.

– Лучше, чем за все время до этого, – призналась, оглядев его. Надо же, футболку надел. Веры, наверное, испугался. – Зачем ты их позвал? – Строго спросила.

Мужчина и не подумал смутиться.

– Тебе становилось хуже, – недовольно дернул он плечом. – Твои мать и сестра помогли.

Я не могла с этим не согласиться, а потому просто поморщилась.

– Ненавижу, когда кто-то видит меня такой, – призналась со вздохом.

– Какой такой? – Он странно на меня посмотрел.

– Слабой, – хмыкнула, отвернув голову к окну, – замученной, некрасивой, семейным… несчастьем, – подобрала я все же нужное слово.

– Ты очень сильная и неимоверно красивая, – Леонид поднялся и сел на край моей кровати. – И твои родные совершенно точно не считают тебя несчастьем.

– Считают. Только у них хватает такта и воспитанности не напоминать мне об этом. Прав был отец, когда говорил, что я…

– Он не мог быть прав! – Резко оборвал меня Клыков. В его голосе слышалось напряжение. – После всего, что тебе пришлось пережить из-за него, ты еще думаешь, что он мог говорить тебе хоть каплю правды? – Громким шепотом спросил он у меня, но в его голосе чувствовалось дичайшее напряжение.

Я настолько удивилась, что вновь посмотрела на сидящего рядом мужчину.

– Думаешь, я хоть от кого-то слышу правду? – Горько усмехнулась. – Все всегда лучше меня знают, как мне жить. Я же просто – безвольная кукла…

– Я всегда говорю тебе правду, – насупился он. – И я тебя ни к чему принуждать не буду.

– Ну-ну, – закончила я этот бессмысленный разговор. – Так, неси меня в уборную, потом пои, чем ты там меня обычно пичкаешь, и иди отдыхай. У тебя круги под глазами фиолетового цвета, – заметила я.

– Это все? – С каменным лицом спросил он. Я кивнула. Леонид покачал головой. – А чего хочешь именно ты? Без вот этой заботы обо мне, – он склонил голову набок.

Я опешила. Ему не нравится, когда о нем заботятся? Хотя, мне же тоже не нравится чрезмерная забота Верки обо мне.