Ф.М. Том 2 - Борис Акунин

Ах, как нравился Николасу этот новый (то есть, старый)Морозов. Милый, скромный, честный. И в то же время сделалось жутко: какие жечерти, оказывается, водятся, в самом наитишайшем омуте. Но ведь и наоборот! Какна дне души всякого хорошего человека копошится дрянь и мерзость, так и в душезаконченного подлеца обязательно припрятано что-нибудь светлое, а значит,всегда остается надежда на чудо. Стукнет по башке какая-нибудь благословеннаясила, и в мозгу у подонка приключится травматическое воспаление. Был человекчерным — станет белым. Может, именно этим объясняются чудесные истории всвятцах про злодеев, превратившихся в праведников.

Или такая версия: все законченные мерзавцы — жертвы синдромаКусоямы. Их не надо ненавидеть, не надо истреблять. Их надо лечить. У них душане проявлена, осталась в состоянии негатива. Но доктор Зиц-Коровин пропишет имкурс медикаментов, и душа вернется в нормальное, позитивное состояние…

— Ему лучше, — сказал доктор. — Теперь можетеввести его в курс дела.

Николас набрал полную грудь воздуха и приступил к трудномурассказу. Самое трагическое, вроде изнасилования Изабеллы Анатольевны иоткушенного носа, конечно, опустил, старался в основном говорить о рукописи, ноистория всё равно получилась не из приятных.

Филипп Борисович слушал с расширенными от ужаса глазами, всевремя посматривал на дочь: неужели правда? Саша поглаживала его по руке,успокаивающе улыбалась.

— Я — вор? — промямлил филолог, дослушав доконца. — Я отдал бесценную реликвию бог знает кому? Каким-то проходимцам?И теперь она безвозвратно утеряна? Какой кошмар! Потомки меня не простят!

Пришлось его еще и успокаивать:

— Не всё так плохо. Местонахождение первой и второйчасти известно — их ищут. Третья часть у меня, до конца тринадцатой главы.Сколько там всего было глав?

— Я не успел посмотреть… Как узнал почерк, как увиделрисунки на полях — потемнело в глазах, потерял равновесие. Потом удар, и ничегоне помню…

— Но, решив продать рукопись, вы обращались к разнымлюдям: к коллекционеру автографов, к литературному агенту, к АркадиюСергеевичу, еще к кому-то. Я понимаю, вы этого не помните. Но вы же знаете своисобственные привычки. Куда бы вы записали имена, телефоны?

— Я просмотрела папину записную книжку иежедневник, — сказала Саша. — Еще в самом начале. Там ничего.

— Конечно, ничего. Я не записываю туда вещей, о которыхне нужно знать Тоне. — Видно было, что Филипп Борисович очень хочетпомочь, но не знает, как. — Она такая… любопытная. Не любит, когда у менясекреты. Вот и перстень, если он, действительно, у меня был, я бы навернякаспрятал. Как вы сказали? «Пять камешков»?

Николас процитировал загадочный стишок: «Пять камешковналево полетели. Четыре — вниз и не достигли цели. Багрянец камня светит навосход. Осиротев, он к цели приведет». И с надеждой спросил:

— Что вы могли иметь в виду? От какого первоисточниканужно шагать?

Но Морозов лишь развел руками:

— Ума не приложу. Честно говоря, меня больше заботитсудьба рукописи. Бриллиант, даже если он в самом деле связан с именем ФедораМихайловича, это всего лишь безделица. Другое дело — не известная человечествуповесть Достоевского! Если вся рукопись не найдется, я никогда себе этого непрощу! Куда же я ее подевал, куда?!

Он часто-часто заморгал, взъерошил редкие волосы.

— Думайте, думайте, думайте, — настойчиво повторилНика. — Куда бы вы записали то, о чем не нужно знать Тоне.

— Разве что в Федора Михайловича, — неувереннопредположил Морозов и пояснил. — В тридцатитомник. Тоня никогда в него незаглядывает, и я туда иногда вписываю кое-что для памяти, по ассоциации.Например, в рассказ «Мальчик у Христа на елке» (это 22-й том) — чтоподарить жене и детям на Новый год. В 24-м томе, повесть «Кроткая» — идеи поповоду Сашенькиного дня рождения. Все заметки и координаты по поиску архиваСтелловского у меня в первом томе, на полях фарса «Как опасно предаватьсячестолюбивым снам». Может, я туда что-нибудь записал?

— Саша принесет вам этот том, и вы посмотрите. —Здесь Николасу пришла в голову идея получше. — Знаете что, мы перевезем квам в палату весь тридцатитомник. Может быть, вы перелистаете его страница застраницей и подчеркнете те пометки, которых не можете вспомнить? Конечно, еслидоктор разрешит.

— Марк Донатович, я вас очень прошу, позвольте! —взмолился Морозов. — Я ни о чем другом думать не смогу, я спать не смогу,пока не верну рукопись!

Подумав, Коровин согласился:

— Всё, что возвращает вас в прежний круг интересов, напользу дела. Только не переутомляйтесь. Десять минут полистали, полчасикаотдохнули. Хорошо?

— Хорошо, хорошо! Везите скорей Федора Михайловича.

Этот разговор был около полудня. Тридцатитомник привезли часспустя — на депутатской машине Аркадия Сергеевича. Саша осталась помогать отцу,всех остальных Филипп Борисович попросил удалиться.

А ночью Морозов умер.

Об этом печальном событии Ника узнал за завтраком. ПозвонилаСаша, сказала: у папы остановилось сердце, в третьем часу ночи. Раньше звонитьне стала, чтобы зря не беспокоить. Всё равно ведь не исправишь.

Больше всего Фандорина поразило, что она совсем не плакала.Голос был печален, но спокоен. Пожалуй, в нем даже слышалось странноеудовлетворение.

— Он неверующий был, а умер чистый. И покаяться успел,и даже причаститься, — объяснила она. — У него ведь ПээСэС вместо Библиибыло. Он всё время, до глубокой ночи тома просматривал. Сначала сам,быстро-быстро. Потом, когда руки устали, я помогала. Ни разу не отдохнул,сколько я ни упрашивала. Только чаю попил. Всё повторял: «Виноват я, доченька.Не дай Бог умру, а помочь не успею». И долистал-таки до самого конца… А потомуже умер.

Произнеся все положенные слова сочувствия, Николас спросил,чем он может помочь.

— Как чем? — удивилась девочка. — Рукописьискать надо. Илюшу спасать. Папа вам три закладки заложил, все из одного тома.Я сейчас привезу.

Она приехала, одетая во всё черное. Удивительно, но ей оченьшел этот скорбный наряд, даже монашеский платок на голове. Подмышкой у девушкибыл зажат светло-горчичный томик с цифрой 6 на корешке.

Николас открыл титульный лист. Ну разумеется. «Преступлениеи наказание».

И он, и Валентина были готовы к последней мозговой атакеили, как выразилась ассистентка, к финальному матчу.