Три женщины в городском пейзаже - Мария Метлицкая

Словно почуяв подвох, без всяких «здрасте», Туров с раздражением бросил:

– Ну что? Что-то случилось?

Действительно случилось – машина сломалась. Володька что-то бубнил про гараж, про то, что сегодня – да, да, обязательно сегодня, Алексей Евгеньевич, да вы не волнуйтесь – к вечеру все будет в порядке.

– Может, возьмете такси? А чё, сейчас сервис нормальный! Нет, правда!

Но Туров уже отключился. Советчик, блин! Возьмите такси! Баран. Как-нибудь без его бараньих советов. Лучше бы за машиной следил, кретин. Он разозлился не на шутку.

Такси? Нет, сегодняшних таксистов Туров остерегался, это не прежние московские таксисты, профессионалы, спецы своего дела – нагловатые, ушлые, хитрые, отчаянные и умелые весельчаки. Нет, никакого такси – сегодня это опасно. Остается взять машину у жены, другого выхода нет. И, тяжело вздохнув, Туров отправился в спальню.

Жена по-прежнему сладко спала. Туров осторожно дотронулся до ее плеча. Поморщившись, Женя открыла глаза и глянула на часы.

– Ты что? – удивилась она. – У меня еще сорок минут! Что-то случилось?

Туров объяснил ситуацию и тут же снова расстроился: ну вот почему он разговаривает заискивающе, почему просит, давит на жалость? Клянчит, а не приказывает, как подобает кормильцу? Ну да, подкаблучник. И это надо признать…

– Машину? – удивилась жена. – А Миланка? Ты на машине, а мы на метро?

Очень хотелось обидеться. Очень. И выдать жесткую тираду: «Впервые в жизни попросил, да, форс-мажор! Вам две остановки. И, знаешь, я ездил в школу на автобусе и ничего, как видишь, не помер! Да и ты, кажется, тоже?» Но не стал. Жена права, дочь – это святое. Да и скандалить не очень хотелось – Женя была из тех, кто может молчать неделями.

Он быстро оделся и, не заходя в комнату дочек, как бывало всегда, вышел за дверь. Было обидно. Ужасно обидно! Женя знает ведь, что он не любит метро! Всегда не любил подземку, а уж сейчас, загруженную приезжими, тесную, душную, и говорить нечего. В метро ему становилось плохо.

На улице было тепло. Тепло и влажно, и еще ощутимо пахло весной.

Выйдя из двора, Туров остановился. И что теперь? Поднять руку и остановить такси? Или все-таки позвонить секретарше Светке, чтобы та вызвала? С минуту подумав, вздохнул и пошел по направлению к метро.

В конце концов, подумаешь, барин! В метро он не ездит, душно ему! Цаца какая! И давно ли? Задумался, вспоминая. Да, лет двенадцать точно! А может, и больше. А что, даже любопытно – какое оно сегодня, это метро? И, взбодрившись, прибавил шагу. До метро было близко, минут шесть, не больше. А до работы пять остановок. Или четыре? Он начал считать. Забыл. Черт, забыл! Коренной москвич, а забыл старые и всем известные станции! Впрочем, чему удивляться? Все мужики давно пересели в машины. Да и женщины тоже.

Бодрым шагом Туров зашел в метро. Все было по-прежнему – спешащий на службу народ, приезжие с тюками и сумками, гул поездов, стойка дежурной у турникетов. Только вот турникеты были новыми… Да, точно, новыми! Блестящими, хромированными, с маленькими стеклянными дверками.

«Билет!» – вспомнил он и повертел головой. Касса. В кассу стояла длиннющая очередь. Вздохнув, Туров встал в конец. У кассы замешкался, смутился, достал портмоне. Пятьдесят рублей? Ух ты, немало!

– На сколько поездок? – строго спросила женщина в окошке.

Туров совсем растерялся.

– Ну… давайте на две.

Если Володька починится, билет пойдет Светке. У турникета снова замешкался, огляделся. Прислонил талон к автомату и – уф, прошел! Сработало.

Спустившись к перрону, с облегчением выдохнул – справился, хотя и немного вспотел. Отругал себя: «Идиот!» Нет, билет на одну поездку стопроцентно получит Светка. А он вечером уж точно закажет такси!

В вагоне было тесно и душно – наверное, старая вентиляция уже не справлялась. Все увлеченно таращились в свои телефоны – все! И молодежь, и люди его возраста, и, самое удивительное, старики! Туров усмехнулся. Раньше вагоны были похожи на избы-читальни: книги, газеты, журналы. Туров и сам в метро всегда читал. Да, времена изменились, и кажется, не в лучшую сторону. Что поделать – прогресс, чтоб его. Кстати, еще одно достижение его правильной жены – их младшая дочь к гаджетам доступа не имела.

Туров считал остановки. Все правильно, четыре. Всего четыре. Значит, память не подвела. С трудом протиснувшись к двери, почти выскочил на платформу. Точнее, помогли, вытолкнули. Да уж, о каком комфорте тут говорить. Московское метро, самое просторное, самое красивое и самое удобное, тоже осталось в далеком прошлом.

Поднявшись по эскалатору – никаких правил не соблюдалось: справа те, кто терпеливо стоит, слева спешащие – какое! – он с облегчением вышел на улицу. Глянул на часы – ого! Метрополитен доставил его на полчаса раньше. Нет, свой смысл в этом есть – на машине не угадаешь, чертовы пробки, Туров ненавидел опаздывать. А здесь четко – двадцать минут, и ты на месте: пять-шесть минут от дома, двадцать в метро и еще шесть-семь до офиса. Офис Турова находился в центре, в престижном месте – залог успеха. Нет, конечно, обосноваться в центре получилось не сразу – девять лет прозябал в глуши, в Теплом Стане, у самой Кольцевой. Несерьезно. Зато сейчас серьезно. И, гордо вскинув голову, Туров толкнул тяжелую деревянную дверь на улицу. В глаза брызнуло солнце, и, зажмурившись от неожиданности, Туров споткнулся. Глянул вниз – черт! Да уж, не его день, определенно не его. Нос дорогущего итальянского ботинка был прилично ободран. «Теперь на помойку, – тоскливо подумал Туров, – не красить же, ей-богу!»

И тут его окликнули:

– Лешка, Туров, братан! Ты?

Не оборачиваясь, Туров замер – голос показался знакомым. Неужели? Нет, все понятно: Москва – большая деревня! Но чтобы так? В тот самый день, когда он впервые за столько лет рискнул спуститься в метро? Громко вздохнув, он обернулся.

Так и есть, не ошибся – Градов. Градов, мать его так. Градов собственной персоной. Как есть и вполне узнаваем. Даже прикид не изменился. Вот черт!

Градов улыбался во весь рот. Как будто нашел триста долларов. Или сто – судя по его потертому виду, Градов бы обрадовался и сотне.

Туров молча оглядывал Градова с головы до ног. Да… бывший приятель остался верен себе. Только не понимает, придурок: то, что хорошо в юности, в зрелости выглядит по меньшей мере смешно и нелепо.

На Градове была шляпа. Черная, с широкими, потрепанными полями. Еще та, с тех времен? Нет, вряд ли. Та давно бы истлела – Градов ее не снимал. Все смеялись: «Ты, Градов, в ней спишь? А сексом тоже в ней занимаешься?»

Итак, черная шляпа с полями. Черный кожаный плащ, длинный, почти до щиколоток, под пояс. Белый шарф, замотанный вокруг шеи. Точнее – не белый, а грязно-белый, и это не цвет, а состояние. Понятное дело, джинсы. И, как говорила жена Турова, вишенка на торте: ковбойские сапоги! Да, да, потертые, донельзя заношенные, давно потерявшие и цвет, и вид ковбойские сапоги – привет из восьмидесятых. Ну и за спиной – литавры! – гитара. На толстом, облезлом шнуре висела гитара.