Дочь Волка - Виктория Витуорт

– Он умер?

– Девочки, уйдите отсюда. Вы ничем помочь не можете.

Раздался стон раненого, и Абархильд снова склонилась над ним. Элфрун видела большой лоскут окровавленной кожи, свисавший со щеки Видиа, обнажая пятно чего-то бледно-розового и страшного. Она поняла, что это кость скулы, и с отвращением отвела взгляд.

– Пойдем. – Она заставила себя взять Сетрит за руку. – Ты же слышала, что сказала моя бабушка!

Но Сетрит оттолкнула ее локтем.

– Помоги мне снять с него тунику, – сказала Абархильд. – Да не через голову! Нет, разрежь ее, дурачина! У него сломаны ребра.

– Теперь на лице у него будет шрам, – сказала Сетрит. – Если он выживет. – Голос ее звучал тихо, и в нем уже не присутствовала привычная язвительность; Элфрун подумала, что эта девушка потрясена случившимся не меньше, чем она сама. – И не только на лице.

К ним уже скакал Радмер. Элфрун обрадовалась поводу бросить руку Сетрит, чтобы побежать ему навстречу в поисках утешения. Но он с каменным лицом прошел мимо нее, словно не замечая, и сразу направился к младшему брату. Она обиделась, хоть и понимала, что сейчас это неразумно, а затем развернулась и стала наблюдать за ними.

Когда Радмер подошел к Ингельду, гнев его был ясно ощутим, и Элфрун решила, что он сейчас ударит своего брата. Она не слышала, что говорил отец, но в этом и не было необходимости. Выражение его лица было красноречивее любых слов.

– Если Видиа выживет, он останется калекой. – Сетрит по-прежнему была необычно притихшей.

– Нам этого знать не дано, – отозвалась Элфрун; на самом деле она почти не слушала, что ей говорят, полностью поглощенная ожесточенными жестами отца, который в этот момент направил палец в грудь брату.

Ингельд отвернулся и пошел к своей Буре. Радмер последовал за ним и схватил его за плечо, но Ингельд сбросил его руку и вскочил в забрызганное кровью седло.

– Моя вина? Ну в чем же моя вина? – Он потянул за уздечку, разворачивая Бурю.

– Тогда кого в этом винишь ты? – Радмеру пришлось повысить голос, чтобы брат услышал его. – Я уже говорил тебе: можешь сколько угодно играть своей никчемной жизнью, но оставь в покое меня и мою жизнь. Как будто мне больше переживать не о чем, после всех этих новостей насчет Иллингхэма.

Ингельд ничего не ответил. Просто ударил Бурю пятками в бока и пустил ее резвой рысью. Атульф еще мгновение смотрел на Радмера, а затем тронул Кудду за руку, и оба парня побежали вслед за Ингельдом.

– Я хочу спросить у твоей бабушки. – Голос Сетрит звучал так, будто говорила она сквозь плотно сжатые зубы. – Куда он ранен. Выживет он или нет.

Элфрун по-прежнему не могла оторвать глаза от отца, который продолжал смотреть вслед удаляющемуся Ингельду.

– Не говори глупости! Разве не видишь, что она занята? – Сетрит могла бы и сообразить, что нельзя отвлекать ее в такой момент. – В любом случае, сейчас никто ничего сказать не сможет. Если он выживет, то вполне может полностью выздороветь под присмотром моей бабушки. Монахини ее многому научили, когда она была еще девочкой и жила во Франкии. – Она попыталась вспомнить, что рассказывала ей об этом Абархильд. – Но да, он может остаться калекой. Или выживет, а потом раны начнут загнивать и смердеть – тогда он медленно умрет уже от этого. – Она слышала себя словно со стороны, плохо понимая, что говорит, и стараясь вспомнить, чему ее учила бабушка, – просто для того, чтобы отвлечься от происходящего. – Это было бы ужасно. Но на самом деле никто не знает, что будет дальше.

– Но мне необходимо это знать. Мне нужно знать это сейчас. – Лицо Сетрит стало мрачным, как грозовая туча. Она долго застывшим взглядом смотрела на окровавленного Видиа и склонившуюся над ним Абархильд, и Элфрун подумала, что Сетрит вполне может вклиниться со своими вопросами в самый неподходящий момент. Она уже протянула к ней руку, чтобы остановить ее, но в этот миг Сетрит вдруг резко развернулась и, путаясь в своих юбках, стала быстро удаляться.

Элфрун посмотрела ей вслед, но тут же напрочь забыла о Сетрит, потому что рядом с ней возник ее отец; он качал головой, поджав губы.

– Твоя бабушка говорит, что у него сломано три ребра. Глубокая рваная рана в боку. Клык пронзил тело насквозь. И еще лицо. Выбиты зубы. Просто чудо, что ему не размозжило череп. – Он с досадой ударил кулаком по ладони другой руки. – Я говорил, что, если Ингельд станет священником, ни к чему хорошему это не приведет. Говорил всем, и посмотри, что вышло. Твоей бабушке следовало бы строже относиться к нему. И то, что она собирается перебраться в монастырь… возможно, это не такая уж и плохая идея, в конце-то концов.

Данстен и еще один парень принесли грубо сколоченные носилки и, осторожно переложив Видиа на них, понесли его в усадьбу. Выглядело это ужасно и очень напоминало похоронную процессию.

Чтобы отвлечься от этого зрелища, Элфрун ухватилась за последние слова отца:

– Она не сможет одновременно управляться и в монастыре, и в усадьбе. Они слишком далеко друг от друга. Работы там очень много, а она уже совсем старенькая.

Радмер рассмеялся. Она не поняла, что вызвало его смех, но вдруг испытала такое облегчение, что тоже засмеялась.

– Ты только ей самой этого не говори. – Он снова нахмурился. – Даже в таком возрасте твоя бабушка прекрасно со всем управляется. Но она заводит старую песню насчет того, что хочет постричься в монахини, чего ей не позволили сделать в юности. Хочет найти себе духовника. Хочет поститься и молиться. Но я сказал ей, что пока этого делать нельзя. Она нужна нам здесь. – В голосе Радмера зазвучали горькие нотки. – Но, похоже, Ингельду она нужна больше.

Сколько Элфрун себя помнила, Абархильд всегда горячо желала уединиться в маленькой монастырской келье и посвятить себя постам и молитвам, а все свое состояние раздать бедным. И она едва не сделала этого, когда три года назад внезапно заболела мать Элфрун. Неужели это может произойти теперь?

Она потянула отца за рукав.

– Я могу сама делать все, что делает бабушка, – сказала Элфрун, но, правды ради, вынуждена была уточнить: – Ну, почти все.

Однако он уже отвернулся от нее и направился в усадьбу, куда унесли Видиа.

Почему он ее не слушает? Если она сможет управлять поместьем так же хорошо, как это делала ее мать, тогда, вероятно, прекратятся наконец все эти разговоры насчет того, чтобы выдать ее замуж и отослать отсюда. Та встреча с Тилмоном и Свитой на весеннем празднике по-прежнему тревожила ее. Ты должен ее куда-то пристроить… Было в этой женщине что-то такое, чему трудно противиться. Не было сомнений в ее благоразумии, а ее уверенность ощущалась почти физически. Но отец Элфрун выдержал, не поддался ей и не сделал то, о чем она просила. Элфрун так и не смогла понять причину сдерживаемой враждебности между ее отцом и новыми хозяевами Иллингхэма, но могла сказать, что рада тому, что он не желает с ними знаться.

Однако они были не единственной угрозой. Она вдруг вспомнила отвратительные топорщащиеся усы кузена Эдмунда, его зловонное дыхание и то, как он на шаткой скамье прижимался к ней.