Дочь Волка - Виктория Витуорт

– Чтобы пить там вино архиепископа, – вставил Радмер. – Что ж, все лучше, чем пить мое.

Губы Ингельда снова скривились.

– Да, у Вульфхера вино положительно получше.

Радмер в последний раз резко развернулся и вышел из бауэра[18] Абархильд.

Схватиться за посох, да покрепче. Никогда не показывать им, насколько ей плохо. Жар и боль были почти невыносимыми.

– Ты ведь никогда не сдаешься, мама, верно? – Ингельд присел на корточки рядом с ней и положил руку ей на спину теплым и поддерживающим жестом. – Ты будешь как угодно вертеться и изворачиваться, если это помогает тебе идти к твоей цели. А что касается обязанностей пастора, то сейчас их в любом случае выполняет Хихред. – Он усмехнулся. – Я недостаточно хорош у смертного одра.

– Ингельд, Ингельд… – Она пыталась противостоять чарам его спокойного обворожительного голоса, теплоты его присутствия. Вот кому нужна твердая рука. – То, что ты снова здесь, должно было стать большим утешением. А на деле одни неприятности. – Он сейчас сидел на корточках у нее за спиной, и она не могла, не обернувшись, сказать, произвели ли ее слова какое-то впечатление на него. Она даже не была уверена, что хочет видеть его лицо. – Ну почему ты не можешь быть хорошим священником? В тебе ведь столько хорошего.

– Хороших священников не бывает, мама. – Он слегка потряс ее за плечо. – Мы все просто люди, и тебе это хорошо известно. Слабые падшие люди, реагирующие на фазы луны.

Она высвободилась из-под руки сына, продолжая цепляться за остатки своего гнева на него.

– Йорк все еще манит тебя.

– Да.

– Женщины? Выпивка? Азартные игры?

– Охота, – с готовностью ответил он. – Лошади.

– Что ты с собой делаешь!

Он передвинулся так, что теперь мог смотреть ей прямо в глаза.

– Ты хотела бы, чтобы я тебе солгал? Я раньше этого не делал и не собираюсь начинать. – Он сокрушенно покачал головой. – Там мои друзья. И в Йорке есть книги. Исидор, Плиний, Вергилий, Овидий. Мы с Вульфхером беседуем о звездах. О времени, о приливах и отливах, о том, как можно добраться до Иерусалима. О чудовищах мирового океана. О том, где высиживают птенцов казарки и куда улетают на зиму ласточки. – Он приобнял ее за плечо. – Не беспокойся обо мне.

Теперь, когда она стала старой, уродливой и сварливой, никто уже не прикасался к ней, тем более с таким чувством. Все эти годы, пока он жил в Йорке, она очень скучала по нему и с нетерпением ждала его приезда. И каждый раз его голос и лицо придавали этим встречам волшебное очарование. Жаркая боль стала уходить, осталось лишь легкое тепло, мягкая вялая тяжесть. Абархильд готова была пожертвовать чем угодно, лишь бы удержать его возле себя.

– И куда же улетают на зиму ласточки? – Она снова прижалась к нему, словно это она была ребенком, а он – ее отцом, рассказывающим какую-то историю, чтобы ее успокоить.

– Что ж… – Она почувствовала в его голосе улыбку и любовь. – У Исидора мы прочли, что они летят за море, а Плиний утверждает, что они держат путь к солнечным долинам высоко в горах…

– Но?..

– Но я предпочитаю сказку о том, что они собираются в большие шары – конглобуланты – и проводят зиму на дне прудов. Словно лягушечья икра, только из птиц. – Он слегка сжал ее плечо. – Ты получишь своего духовника, мама, хотя бы лишь потому, что Радмеру это не нравится. Есть у тебя кто-то на примете?

– Я уже послала запрос, – ответила она. – Несколько недель назад, в Корби. Местный настоятель и мой родственник Ратрамнус подберет мне кого-то.

Стрела вонзилась в ствол дерева в каком-то ярде от головы Атульфа.

Обернувшись, он застыл и уставился на нее, словно не веря своим глазам. Наконечник глубоко вошел в гладкую белую кору стройной березки. Когда древко перестало дрожать, он обратил внимание на то, что оперение сделано из пера лебедя.

А в Донмуте все использовали для этих целей только перья серых гусей.

Но в данный момент он был на противоположном от Донмута берегу реки.

Внутри у него все сжалось. Он медленно повернул голову, шаря глазами по сторонам, пытаясь уловить в густой летней листве деревьев малейшие изменения света и тени, движения и покоя. Ремни его пращи выскользнули из онемевших пальцев.

Видиа предупреждал его, что нельзя переправляться через реку.

– Что, если ты наткнешься на волка? Или и того хуже – на дикого вепря? Я не знаю лесов в Иллингхэме. Там может быть все, что угодно.

Атульф тогда ощетинился. Что еще он должен сделать, чтобы завоевать доверие Видиа?

– Я справлюсь.

Видиа только пожал плечами:

– Тогда не вини меня, если пострадаешь.

– Ничего со мной не станется.

Но егерь его дяди лишь как-то по-особому поднял свою темную бровь – при воспоминании об этом щеки Атульфа снова начали гореть. А что, если тебе встретится кое-что похуже?..

Ну что может быть хуже вепря?

Люди.

Их было по меньшей мере трое. И один из них отлично стрелял из лука, раз смог сделать такой точный предупредительный выстрел из густого подлеска.

Проклятый Видиа! Ну почему он всегда оказывается прав?

– Назови свое имя!

Они до сих пор не вышли из плотной поросли кустов орешника, но он понял, что говорил стоявший в центре. Главный, с луком в руке, а двое по бокам защищали фланги.

– Атульф. – Получилось тихо и хрипло, как будто произнесенное слово царапало горло изнутри. Он нервно сглотнул и постарался говорить громче и более низким голосом: – Атульф Ингельдинг.

Теперь он мог рассмотреть их лучше. Старше его, но ненамного.

– И что ты делаешь в моем лесу?

В его лесу? Атульф медленно поднял руки.

– Охочусь, – честно признался он. – Правда, неудачно. – Он откинул свой плащ за спину, чтобы они увидели, что на поясе у него висит лишь зайчонок и связка из нескольких молодых уток. Его одолевало желание признать свою вину и извиниться.

Юноша, стоявший в центре, сделал пару шагов вперед. Он был высок, худощав, с копной темно-рыжих волос и скулами, которые выступали под загорелой кожей, словно два сжатых кулака.

– Из Донмута?

Атульф кивнул.

– Не думал, что у правителя Донмута есть сын. – В его голосе Атульф уловил сомнение в его правдивости. – Я слышал только про дочь.