На нарах с Дядей Сэмом - Лев Трахтенберг

Некоторые из них сразу по прибытии подписывали документы о возвращении на родину. Другие, самые упорные, начинали ожесточенные сражения за вид на жительство в США. Порой борьба за вожделенную грин-карту растягивалась на многие месяцы.

Самые невезучие и упорные проводили в загаженных иммиграционных центрах года по полтора-два. Причем – без всяких гарантий. В результате у соискателей американского гражданства седели волосы. Зато обогащались нанятые адвокаты.

Затяжная агония, охота пуще неволи в прямом смысле слова. Прямее не бывает.

К моему великому огорчению Форт-Фикс покидал мой бескорыстный благодетель, славный наставник, заступник, учитель и отец родной Лук Франсуа Дювернье. Гаитянин ожидал перевода не в иммиграционный «джойнт»[528], а в другую федеральную тюрьму. После декады в острогах Среднего Запада и Восточного Побережья, контора наконец снизошла до многочисленных апелляций моего друга.

Следующие десять лет Лук мечтал провести поближе к дому, верной жене и стремительно взрослевшим детям.

Дорога в федеральную зону близ Майами была долгой и непростой. Тюрьма в Форте-Фикс находилась ровно на полпути (и географически, и по времени отсидки) между Чикаго, где он впервые загремел на нары, и вожделенной Флоридой, где он планировал выйти на волю через второе десятилетие своего двадцатилетнего срока.

В большинстве своем американские арестанты проходили через несколько следственных изоляторов, тюрем и лагерей. Мы обладали совершенно уникальными знаниями и опытом. О городах и весях Америки спецконтингент судил не по историческим достопримечательностям или музеям, а по тюрьмам. Окружным, штатным и федеральным.

Что-то наподобие игры в города в «Джентльменах удачи». Однозначно – не легкость бытия.

Ветераны пенитенциарной системы США выступали в роли экспертов по «тюремному туризму». Самому экстремальному из экстремальных. И очень нами ненавистному…

…Четыре часа утра, спящая камера, неожиданная побудка: «Собирайся, на сборы – 30 минут! На выход – с вещами!»

Куда, почему, зачем? Неизвестность и «сюрпризы» убивали.

Старожилы, проведшие за решеткой десяток лет, так и сыпали названиями каталажек и подробностями «обслуживания». Из этих былей я, к примеру, узнал, что Атланта славилась антисанитарией и отвратными дуболомами. А Оклахома-Сити – наоборот, чистотой и нормальным «сервисом». Нью-Джерсийский Патерсон считался воплощением ада на земле, а Чикаго – более-менее пригодным для «жилья» местечком.

На воле великий американский народ обслуживала мощнейшая сеть отелей и резортов компании Club Med. За забором ее роль выполняла система Club Fed. «Все включено».

Иногда элегичные воспоминания зэков («Где же вы теперь, друзья-однополчане?») напоминали мне солдатские истории времен Великой Отечественной («С боем взяли город Минск, город весь прошли…»). Иногда – классическую и не очень тюремную литературу из СССР и современной России. Иногда – праздные разговоры моей юности об отдыхе по линии молодежного турбюро «Спутник».

К великому сожалению, мне тоже было о чем поведать народу – «been there, done that».

От воспоминаний об аресте и первых месяцах в Системе у меня все еще выступали мурашки. В вопросах тюремного туризма я бы однозначно предпочел прослыть невежей. Домоседом и слушателем-виртуальщиком, а не автором этих записок. Заочником, а не практиком. Без «хождения в народ».

…Хотя мне вполне справедливо казалось, что з/к № 24972-050 съел «положенную» каждому зэку пресловутую порцию дерьма, оказалось, что я глубоко заблуждался. То есть мне было еще к чему стремиться. Особенно если верить рассказам «товарищей по оружию».

Написал и вспомнил «comrades-in-arms»[529], очень популярную фразу из англоязычной газеты «Moscow news»[530] во времена развитого социализма. Обычно так писали о каких-нибудь коммунистически настроенных или «прогрессивных» повстанцах в какой-нибудь Родезии, Никарагуа или Камбодже.

Бесконечная игра в «ассоциации»…

В Форте-Фикс я только и делал, что при помощи этой нехитрой забавы постоянно куда-то уносился. Подальше от «колючки», зольдатен, овчарок и соседей. В общем, классически витал в облаках и при этом загадочно улыбался, как Мона Лиза.

Нет, скорее я был похож на шагаловских еврейцев над крышами Витебска.

Все, знаю.

Я напоминал самого известного шведа. Не владельца и основателя IKEA Ингвара Кампрада, а другого, который поживее. С моторчиком. У нас и возраст даже совпадал – мы оба были мужчинами в полном расцвете сил. И даже думали одинаково: «Спокойствие, только спокойствие…»

…Так или иначе, но я понял, что мне каким-то чудом удалось избежать «дизельтерапии», то есть «лечения» при помощи двигателя – дизельного, электрического или авиационного. Мероприятия, наводящего ужас.

Пересылки по этапу из одной тюряги в другую. Иногда – в виде наказания.

Будучи не просто сидельцем, но и баснописцем, я в любой момент ожидал карцера и, вполне возможно, – последующей отправки в другую зону. В качестве воспитательной меры за «изящную словесность» в Интернете и прессе.

К великому ужасу моих мамы и папы, форт-фиксовский спецкорпус для провинившихся зэков меня так ничему и не научил.

Поэтому, руководствуясь принципом «единства места и времени», и описывая «географический аспект» Системы, я решил вставить в свои хроники рассказ моего кореша Хэгвуда, контрабандиста и солиста тюремного католического хора.

Новелла о путешествии авиакомпанией Con Air, второе лирическое отступление…

«Сидел я, значит, в Майами, в местном централе MDC. После суда в себя постепенно приходил. Свыкался с мыслью о «десятке». Знал, что на отсидку должны были отправить куда-то на северо-восток. Но куда именно – понятия не имел. На самом деле мне было все равно. После той страшной ночи, когда я застукал свою Синди с этим парнем у нас в спальне, жизнь закончилась.

С момента суда прошло месяца четыре, не меньше. Однажды утром копы пришли в мою камеру и приказали собираться. Ну, мне-то что? Я уже давно готов. Руки в ноги, шмотки в пластиковый мешок и пошел по этапу.

Набралось нас человек 40. Как раз на стандартный автобус. Сфотографировали и взяли еще раз отпечатки пальцев. На прощание, наверное. Надели кандалы и наручники. На поясе – тоже цепь, соединяющая руки и ноги в единое целое. Так, полусогнутыми мы и просидели на полу сборной камеры часа три. Всё маршалов ждали. Конвоиров, которые братву перевозят из тюрьмы в тюрьму.

Наконец они появились. В темно-синих комбинезонах. С автоматическими винтовками наперевес и пистолетами на боку. Злющие как собаки.