Вьетнамская война в личных историях - Джеффри Уорд

Сан-Франциско; тридцать тысяч слушали его в Хьюстоне; общенациональные опросы сильно повлияли на него. Но его преследовал страх, что президент Джонсон преподнесет «октябрьский сюрприз» — в последнюю минуту пообещает мир во Вьетнаме, — который уничтожит его лидерство и передаст пост президента Хамфри.

Тем временем в Париже посол Гарриман зачитывал вслух северовьетнамцам «факты из жизни», и когда они не возражали ни против одного из них, Вашингтон воспринял это как молчаливое согласие. (На всякий случай этот процесс будет повторяться почти дюжину раз и всегда будет встречаться одним и тем же ободряющим молчанием со стороны ханойской делегации.) Дин Раск сказал президенту, что, поскольку враг теперь, по крайней мере, молчаливо согласился на все в один из своих сроков у него не было другого выбора, кроме как остановить бомбежку. Джонсон оставался осторожным. Он хотел положить конец войне, но он также не хотел, чтобы его критиковали за то, что он был первым президентом, проигравшим войну, и опасался, что призыв к прекращению бомбардировок в последнюю минуту может быть воспринят избирателями как циничный политический маневр. намеревался сохранить Белый дом в руках демократов. Он провел опрос в Объединенном комитете начальников штабов. Все они согласились, что стоит попробовать, отчасти потому, что в течение двух месяцев муссонная погода затруднит бомбардировку текущих целей, а американские самолеты можно было бы лучше использовать для ударов по тропе Хо Ши Мина.

До сих пор все официально держалось в секрете — по крайней мере, на это надеялся Белый дом. Джонсон согласился информировать всех трех кандидатов о развитии событий — и все они обязались не говорить ничего, что могло бы осложнить его мирные усилия в Париже, — и, поскольку соглашение еще не было подписано, он заверил их, что пока ничего не изменилось.

Но у штаба Никсона была своя крота в администрации, и во время визита в Париж профессор Гарварда Генри Киссинджер, который был советником по внешней политике Нельсона Рокфеллера, также узнал, что «затевается что-то большое». Оба сообщили менеджеру кампании Никсона Джону Митчеллу, что вполне вероятно, что президент объявит о полном прекращении бомбардировок до дня выборов. Никсон, чье лидерство в опросах теперь сократилось вдвое, увидел в этом политическую уловку, направленную на то, чтобы поставить Хамфри на первое место, и намеревался подорвать его.

Нацарапанные заметки, которые Г. Р. Холдеман сделал во время бессвязного ночного телефонного разговора со своим боссом Ричардом Никсоном 22 октября 1968 года, намекают на почти навязчивый страх кандидата от республиканцев, что мир может вспыхнуть до дня выборов. Он не только хочет, чтобы Анна Шенно продолжала работать над тем, чтобы убедить президента Тьеу держаться подальше от запланированных мирных переговоров, и ищет способы подбросить еще один «вывод из рук» в переговорах, но он также хочет, чтобы Спиро Агнью призвал Ричарда Хелмса, главу ЦРУ, и угрожают ему увольнением, если он не раскроет планы Джонсона.

Он уже назначил Анну Чан Шенно своим тайным связным с южновьетнамским режимом. Состоятельная вдова генерала Клэр Шенно, уроженка Китая, она была видным республиканским сборщиком средств, членом так называемого «китайского лобби», которое продолжало обвинять демократов в «потере» Китая, и имела хорошие связи в Сайгон. Теперь ее задачей стало в частном порядке передать послание Никсона Буй Дьему, послу Южного Вьетнама, и самому президенту Тьеу: держитесь подальше от парижских переговоров; демократы планировали продать Южный Вьетнам; администрация Никсона поддержит союзника Америки. Чтобы замести следы Никсона, Шенно должна была общаться только с Митчеллом, Спиро Агнью и Буй Дьемом, используя телефоны-автоматы на случай, если ее собственный телефон будет прослушиваться. Инструкции Никсона своему ближайшему помощнику Х. Р. Холдеману, записанные после телефонного звонка поздним вечером 22 октября, позволяют предположить, насколько усердно кандидат работал за кулисами, чтобы сорвать переговоры: «Оставить Анну Шенно работать над SVN»; «Есть ли какой-нибудь другой способ выкрутить его?»

В заявлении для репортеров три дня спустя Никсон стремился как поставить под сомнение мотивы Джонсона, так и представить себя бескорыстным наблюдателем. «Мне сказали, что чиновники в администрации очень упорно добивались соглашения о прекращении бомбардировок, — сказал он, — сопровождаемого, возможно, прекращением огня в ближайшем будущем. С тех пор я узнал, что эти сообщения верны. Мне также сказали, что этот всплеск активности является циничной попыткой президента Джонсона в последнюю минуту спасти кандидатуру г-на Хамфри. В это я не верю». Речь задела Джонсона за живое. «[Никсон] пришел сюда, — сказал он другу, — и сказал: «Теперь они говорят, что Джонсон вор, но я знал его папу и не думаю, что он вор, и они говорят, что он сукин сын», и я знал его мать, она не сука. Ну, черт возьми, он дал рекламу по всей стране, и он… подкинул эту идею, и он чертовски хорошо знал, что я был к нему справедлив.

Движение к содержательным переговорам в Париже продвигалось медленно. Джонсон оставался осторожным, все еще опасаясь, что его обвинят в политической игре: «Я предпочел бы, чтобы меня считали упрямым и непреклонным, чем хитрым и ловким политиком». Клиффорд, по-прежнему полный решимости остановить бомбежку, дал совет, почерпнутый у Марка Твена: «Если сомневаешься, поступай правильно. Это порадует некоторых людей и удивит остальных».

Президент приказал генералу Абрамсу вернуться домой для еще одной консультации.

Он собрал своих старших советников в Белом доме в 2:30 утра 28 октября и на глазах у всех допросил своего полевого командира. «Я буду придавать больше значения твоему суждению, чем чьему-либо еще», — сказал он ему.

ЛИНДОН ДЖОНСОН: Генерал, как вы думаете, они нарушат демилитаризованную зону и города?

ГЕНЕРАЛ АБРАМС: Я думаю, что они будут соблюдать его в демилитаризованной зоне, господин президент. В городах я не уверен. Меня беспокоит Сайгон.

ДЖОНСОН: Если противник выполнит наше соглашение, будет ли это преимуществом для нас в военном отношении?

АБРАМС: Да, господин президент.

ДЖОНСОН: Компенсирует ли это отсутствие бомбардировок к северу от 19-й параллели?

АБРАМС: Да, сэр, будет.

ДЖОНСОН: Можем ли мы легко вернуться к полномасштабным бомбардировкам, если они нападут?

АБРАМС: Да, сэр, очень легко.

ДЖОНСОН: В августе вы сказали, что прекращение бомбардировок увеличит боеспособность противника в несколько раз. Почему мы можем остановить бомбежку сейчас?

АБРАМС: Во-первых, наш запрет на попрошайничество [Северного Вьетнама] был успешным. Во-вторых, они не восполнили свои потери в регионе. Он не может причинить вред, который мог причинить в августе.

ДЖОНСОН: Можем ли мы сделать это без дополнительных жертв?

АБРАМС: Да, сэр, можем.

ДЖОНСОН: Если бы вы были президентом, вы бы