Дороги товарищей - Виктор Николаевич Логинов

он. — Не могу привыкнуть к распорядку службы. Осталось не более пяти минут свободного времени, а как хотелось бы просто поболтать!

Марья Ивановна умильно закивала.

— Я заехал не только с тем, чтобы повидаться с вами, Марья Ивановна, — продолжал почтальон, — и с вами, Евгения Львовна, но и по делу. Дело касается вас, Евгения Львовна. Завтра-послезавтра будет объявлено о регистрации молодежи. Умоляю вас, это секрет! Часть молодых людей и девушек будет отправлена в Германию. Поэтому, как друг вашей семьи, я настоятельно рекомендовал бы вам, девочка, устроиться на работу в мою канцелярию.

— Это как понять? — выдохнула Женя, протестуя и холодея от ужаса.

— Да понятно, все понятно, Виктор Сигизмундович! — проговорила Марья Ивановна и заплакала от радости.

Почтальон встал.

— Завтра я жду вас, Евгения Львовна. Понимаю, что вы сейчас готовы вскричать: нет! Но вы подумаете, взвесите и поймете, что во всех отношениях это лучший выход. В моей канцелярии с вами будут разговаривать как с человеком и честной девушкой. В другом месте отношения несколько иные.

Почтальон поклонился.

— До свиданья, Марья Ивановна! Рад буду заехать к вам в гости, — он поцеловал матери руку. — До завтра, Евгения Львовна! Не провожайте, не провожайте меня!

Но мать все-таки проводила бургомистра на улицу.

А Женя, еще не разобравшись, что же, собственно, произошло, глядела в окно и видела, как почтальон садился в легковую машину.

Мать вбежала цветущая, торжествующая.

— Вот тебе! Вот тебе! Вот тебе! — закричала она. — Немцы! Фашисты! Насильники! Ручки целуют! Кланяются!

— Он же шпионом был! — прошептала Женя, почти не слушая мать. — И та… эта Клара Казимировна шпионкой была. Я чувствую!

— Какое обхождение! Какое воспитание! Какой такт! — продолжала Марья Ивановна, тоже не слушая Женю. — Вот у кого учиться надо.

— Ни в управу, ни куда-либо я не пойду! — холодно сказала Женя.

Сжав кулаки, мать бросилась на Женю, схватила за волосы. Потом ярость ее перешла в истерику. Упав на пол, мать прижала ладонь к сердцу, стонала.

— Умираю… воды! Ты убьешь меня! На помощь!.. — шептала она, закатив глаза.

Перепуганная Женя бросилась к соседке. Вдвоем они подняли Марью Ивановну, уложили на кровать.

— Что с матерью делаешь, постыдись! — с суровой укоризной сказала соседка. — А еще комсомолка!

— Убьет она меня… убье-ет! — стонала Марья Ивановна.

Успокоилась она скоро — как только Женя сказала, что пойдет куда угодно.

Женя и в самом деле была готова идти хоть к черту на кулички, только бы не повторилась эта страшная, унизительная сцена. Спасти ее теперь мог один Саша. Еще была надежда, что он появится.

Но наступил вечер — Саши не было.

«Если завтра до десяти часов утра он не придет, — записала Женя в дневнике, — я вынуждена буду пойти в управу, и это будет изменой».

Саша не появился и утром.

В половине десятого Женя стала собираться.

Ровно в десять часов она вышла из дому.

В тот день, после второго разговора с «почтальоном», она столкнулась на лестнице с Аркадием Юковым. Он выходил оттуда, куда направлялась она. Женя проскользнула мимо Аркадия, словно боясь обжечься. Ей страшно не хотелось оглядываться, но она не выдержала, оглянулась. Аркадий внимательно, строго смотрел на нее. Жене почудилось, что в его взгляде — презрение.

Одна надежда еще поддерживала ее — Саша, приход Саши.

Надежда эта не оправдалась.

Саша пришел, но слишком поздно.

ЗАВЕЩАНИЕ ПОЛКОВНИКА

Записка предназначалась Евгении Румянцевой.

«Женя, прощай! Я не вернусь: окружен эсэсовцами. Подлое предательство стоит мне жизни. Дочка! Иди по жизни твердо, не забывай мои советы, не соглашайся на компромиссы. Если силы твои позволят, рассчитайся за меня с фашистами. Твой отец».

Ниже было приписано для матери:

«Маша, прощай! Прости. Что было, то прошло. Мы виноваты, что не сумели сберечь счастье. Начни жизнь заново, если сможешь. Целую тебя. Твой Лев».

Еще ниже, в углу, стояла дата: 25 июня 1941 года.

25 июня полковник погиб в развалинах старинного польского замка.

А записку его Саша читал в начале сентября. Записка лежала на Сашиной ладони. Она была пропитана кровью, потерта, помята. Саша с трудом разобрал содержание ее.

…Лейтенант снова потерял сознание. Он дышал трудно, со свистом, судорожно разжимая губы. Больше двух месяцев он пробивался к фронту, этот молоденький лейтенант авиации. Он нес с собой знамя полка и предсмертную записку своего командира. Много опасностей миновал он. Смерть все время ходила рядом. Два с лишним месяца вражеская пуля искала его и наконец нашла. Вблизи Чесменска он нарвался на засаду и первым же выстрелом был ранен в грудь. Но он и на этот раз ушел, спас знамя и записку.

Саша наткнулся на него вчера утром.

Мыча от боли и отчаяния, лейтенант полз по обрывистому берегу Чесмы. Его мучила жажда. Он пытался найти отлогий спуск к воде.

Он полз, напрягая последние силы, цепляясь за кустарник, за корневища деревьев.

Переплыв реку и дрожа от холода, Саша поднялся на обрыв и в десяти шагах от себя увидел ползущего по земле окровавленного человека.

— Стой! — крикнул этот человек, целясь в Сашу из пистолета. — Не подходи, стреляю!

Саша отскочил за дерево.

— Товарищ, я свой! — подал он голос.

— Врешь! Скажи: смерть фашизму.

— Да здравствует Родина! Смерть фашизму! — воскликнул Саша.

Рука с пистолетом упала на землю.

— Свой!.. Помоги!.. Пи-ить!

Саша принес в кепке воды. Лейтенант жадно напился, уронил голову в сухую жесткую траву.

— Конец, друг! Не доползу…

Саша оттащил его в глубину леса, укрыл ветками и опавшей листвой.

— Я найду надежного человека, который приютит тебя, ты еще долго будешь жить, — сказал он лейтенанту.

В окрестных деревнях стояли немцы. Люди встречали Сашу недоверчиво, разговаривали мало: видно, не доверяли.

Потом Саша встретил старика, который охотно согласился спрятать советского лейтенанта. Домишко его стоял возле самой реки. Он пообещал добыть лодку и ночью подъехать к обрыву.

Ночь Саша провел рядом с лейтенантом.

В эту ночь лейтенант и рассказал Саше о записке и знамени.

И вот теперь Саша держал эту записку на ладони. Как отдать ее Жене? Нужно ли отдавать?

Поразмыслив, он решил: отдаст, когда приведет Женю в отряд. Это случится, очевидно, завтра вечером.

Вспомнив об отряде, Саша помрачнел. Он обещал Борису вернуться на другой день утром. Срок истек двадцать четыре часа назад. Пожалуй, еще одни сутки его будут ждать.

Саша знал: сейчас в отряде сумятица. Борис стал на сторону Андрея Михайловича. Как только Фоменко покинул лагерь возле озера Белого, в отряде разразился спор. Борис категорически настаивал на подчинении приказу Андрея Михайловича. Саше с трудом удалось