Карл Смелый. Жанна д’Арк - Александр Дюма

несколько рыцарей. Гентцы, видя, как герцог и его сын наносят удары, восклицая, один: «Пре­святая Богоматерь Бургундская!», а другой: «Святой Геор­гий!», осознали, что у них тоже есть жизнь, которая стоит того, чтобы ее защищать. И тогда с пиками наперевес они ринулись на своего сеньора, забыв о своей клятве; герцога окружили, а его лошадь ранили; граф де Шароле, хотя и был ранен в ногу, творил чудеса, защищая отца, и все время призывал: «На помощь!» Наконец, явившиеся пикардийские лучники в очередной раз спасли бургунд­ских рыцарей. Гентцы были разгромлены, но не отсту­пили. Каждый из них погиб на том месте, где он сра­жался; убиты были все.

Сами рыцари признавались, что среди этих простолю­динов и людей низшего сословия, даже имен которых никто не знал, были те, чьи подвиги могли бы просла­вить их имена, будь они известны.

Двадцать тысяч человек погибли в этом страшном сра­жении, и в числе павших было двести священников и монахов.

Магистраты, женщины и дети — а кроме них почти никто и не остался в несчастном городе Генте — узнали новости о сражении по первым трупам, которые при­несла им Шельда.

Затем трупов становилось мало-помалу все больше и больше.

Наконец, преследуемые воинами герцога, появились беглецы; однако, вместо того чтобы впустить их в город, перед ними заперли ворота, опасаясь, что вместе с бегле­цами в город войдут бургундцы.

На следующее утро разыгралась душераздирающая сцена, когда тридцать или сорок тысяч женщин — сестер, матерей и жен, — в свой черед вышедших из города, стали опознавать среди мертвых своих близких.

Герцог плакал вместе с ними.

Его поздравляли с победой.

— Увы! — отвечал он. — Кому от нее будет польза? Вам ведь понятно, что я потерпел от нее ущерб, ибо, в конце концов, это были мои подданные.

Он запретил тревожить несчастных женщин во время их скорбных поисков и пожелал, чтобы им дали спо­койно предать земле своих мертвых.

Герцог совершил въезд в город на той самой лошади, на которой он сражался и которую четыре раза ранили пикой.

У городских ворот, моля герцога о пощаде, навстречу ему вышли с босыми ногами и в одних рубахах маги­страты и старшины, за которыми следовали две тысячи горожан в черных одеждах.

Они остановились в ожидании помилования.

Помилованием стал приговор.

Город терял свою юрисдикцию; он становился обыч­ной коммуной, подобной другим, и не имел больше под­данных.

Двое ворот были замурованы, и вновь открывать их было навсегда запрещено.

Кроме того, суверенное знамя Гента, несшее изобра­жением льва Фландрии, и все знамена ремесленных гильдий были брошены к ногам лошади победителя.

Герцог подал знак: Золотое Руно, герольд Бургундии, подобрал все эти знамена, положил их в мешок и унес.

Так состоялось боевое крещение графа де Шароле, подавшего надежды стать тем, кем он и стал позднее, а именно Карлом Смелым.

IV. ЕЩЕ ОДИН ПОДАЮЩИЙ НАДЕЖДЫ НАСЛЕДНИК

Победа при Гавере, которая вызвала у доброго герцога слезы, окончательно утвердила его могущество: Гент был побежден, подобно Брюгге, причем побежден в собствен­ных стенах, и герцог Бургундский бесспорно стал графом Фландрским.

Но побежден был не только Гент: побеждена была Франция, в чьей юрисдикции находилась Фландрия, побеждена была Империя, которой Фландрия принесла клятву верности.

И как же добрый герцог намеревался воспользоваться этим великим могуществом?

Только что потерпели поражение греки; Константино­поль был взят Мехмедом 29 мая 1453 года, ровно за два месяца до битвы при Гавере. Говорили, будто турки идут на Рим; будто Мехмед поклялся накормить своего коня овсом в алтаре базилики святого Петра; вспоминали, что, когда каждый новый султан идет опоясаться саблей в казарме янычар, выпивая при этом поданный ему кубок, наполненный водой, а затем наполняя его золотом, он произносит:

— До встречи у Красного Яблока!

«Красное Яблоко» — это Рим.

Так вот, с захватом Константинополя было уничтожено главное препятствие, закрывавшее дорогу на Рим, и, точно так же, как за три столетия до этого крестоносцы проходили через Константинополь, направляясь в Иеру­салим, турки намеревались пройти через Константино­поль, идя в Рим.

Папа Николай V был охвачен великим страхом; он отчаянно взывал ко всему христианскому миру, а осо­бенно к великому герцогу Запада (вспомним, что именно так называли Филиппа Доброго).

Герцог же, со своей стороны, видел золотые сны. Почему бы ему, избраннику Всевышнего, не отразить турок? Почему бы ему не изгнать Мехмеда из Констан­тинополя? Почему бы ему, подобно Бодуэну Фландр­скому, не стать императором Востока?

Папа готов был короновать герцога, лишь бы он изба­вил его от турок.

И в самом деле, к кому еще было обращаться, как не к герцогу Бургундскому?

К Фридриху III, императору Германии? Занятный император, которого прозвали Миролюбивым, чтобы не называть Ленивым; который из бережливости перелицо­вывал свое старое платье; который учредил наводящий уныние орден Воздержания, никому не пришедшийся по нраву, в то время как Филипп Добрый учредил орден Золотого Руна, за право вступить куда спорили все знат­ные дворяне Европы; и, наконец, Фридрих III отказался помочь Матвею Корвину, королю Венгрии, отразить нашествие турок и, пока его отважный сосед сражался с ними один на один, позволил тому забрать у него Вену и всю Нижнюю Австрию.

К Карлу VII, королю Франции? Занятный король, которого прозвали «Карл Гонесский» и «король Буржа»; который в один прекрасный день на глазах у всех вынуж­ден был вернуть уже пошитый башмак, принесенный ему сапожником, ибо в королевской казне не хватило денег, чтобы оплатить пару башмаков; который, в отличие от доброго герцога, въехавшего в Гент на той прекрасной лошади, что была четырежды ранена пикой, обычно ездил верхом на плохонькой неторопливой лошадке, при звуке пушечного выстрела падавшей на спину, задрав копыта кверху; и, наконец, Карл VII клялся святым Иоанном, в то время как граф де Шароле, который был всего лишь подростком, клялся святым Георгием.

Таким образом, было почти решено, что будет пред­принят новый крестовый поход, чтобы отвоевать у турок Константинополь, и что главой этого крестового похода станет Филипп Добрый.

Местом встречи будущих крестоносцев был назначен бургундский двор.

В один прекрасный день там появился, чтобы встать в ряды крестоносцев, лично дофин Франции, будущий Людовик XI.

Но отчего вдруг этим неспокойным