Кьяра - Тамара Витальевна Михеева

не стала разбивать ее надежд. Рии надо было во что-то верить. В то, что принцесса выпросит ее в свои фрейлины, или что юный страж возьмет ее в жены и увезет на дальние границы, или что она дочь тайных влюбленных, погибших за свою любовь. Пусть верит. Некоторым это здорово помогает.

Среди зимы есть только один яркий день – праздник Милости Семипряха. На площади Будущих королей собирается весь Суэк, мастера показывают свое искусство, а танцы длятся ночь напролет. В этот день мастера обучают всех желающих. Делается это для мальчишек, чтобы они попробовали себя в разных искусствах и выбрали то, что по душе. Но если очень сильно попросить, то и девочкам, и женщинам разрешали посидеть недолго за гончарным кругом или взбить масло.

Это был любимый праздник моей мамы! Мы всегда ходили на него с родителями, и мама пробовала все подряд, училась всему на свете, а папа все время смеялся, что ей одной жизни мало, надо бы выпросить у Семипряха еще парочку. Мы рассматривали украшения, платья и обувь, любовались красивой посудой… Конечно, все это принадлежало не мастерам, они могли только показать свои творения, а не продать или обменять, но в конце праздника Мастер, как правило, награждал лучшего музыканта, лучшего ювелира, сапожника, кондитера… И тогда этот мастер мог выбрать себе любой подарок. Папа дважды становился лучшим ювелиром и дарил нам с мамой новые ботинки.

Я люблю праздник Милости Семипряха, но в этом году он прошел без меня.

– Пока простые люди предаются праздности, мы проведем этот день в трудах.

Так сказала за завтраком дьензвур.

Как будто все остальные наши дни мы проводили по-другому!

С тоской смотрела я в окно столовой, а вечером, когда нам велели ложиться спать, я завернулась в лоскутное одеяльце, которое сшила к моему рождению мама, и сунула под подушку папин нож. Так и уснула.

Бал полнолуния

Бал первого весеннего полнолуния был посвящен старшей дочери короля. Если же у королевской четы не было дочерей, то говорили: «Бал в честь будущей принцессы».

За месяц до него Сады лихорадило и корежило, будто в предродовых муках.

Дьензвур стала невыносимо придирчивой и сыпала наказаниями за малейшие промахи. Это было тем более обидно, потому что все очень уставали, ведь начиная с первого дня зимы мы без отдыха разучивали танцы, зубрили старинные баллады и музыкальные номера, чтобы поразить короля своими дарованиями. Самый прекрасный номер был у Рии. Эта неуклюжая смешливая девочка, усыпанная веснушками, будто золотой пыльцой, вся преображалась, когда садилась за инструмент. Каждый вдруг замечал, что она полна необъяснимой грации, что у нее необыкновенный цвет волос – будто транниковое поле, залитое солнцем. А глаза полны детского удивленного восторга. Они будто спрашивали: «Неужели это я умею играть такую красивую, стройную и нежную музыку?» Но тонкие пальцы перебирали струны и отвечали: «Да, да, это все ты!» Никто не замечал в эти минуты ее веснушек, считавшихся в Суэке почти уродством, никто не вспоминал, что она подкидыш. Может быть, и юный страж влюбился в нее, увидев, как она играет? Рия не просто извлекала звуки, она становилась самой музыкой, ее пальцы творили не песню, а целый мир и его историю от начала времен.

Многие исполняли сольные номера на разных инструментах. Меня тоже хотели заставить, но я закатила настоящую истерику. Поплатилась за это недельным мытьем всей посуды после завтрака, зато не пришлось позориться, выуживая звуки из каноке. После игры Рии вся другая музыка казалась подделкой.

Меня поставили танцевать «Весеннее пробуждение». Это был длинный танец со сложным рисунком и такими замысловатыми движениями, что после репетиций у меня болело все тело. Зато в танце участвовали девять человек, это проще, чем танцевать одной. Мне единственной из девяти еще не исполнилось четырнадцати. Окелия, Сви и Суэла тоже танцевали. На них дьензвур возлагала большие надежды. Их в эти дни холили и лелеяли: делали им массаж и ванночки для рук, маски для лица и волос, особые ванны для тонуса кожи… Дьензвур настолько помешалась на том, чтобы король выбрал новую силу из Садов, что мне казалось, она готова подделать документы, лишь бы изменить мой возраст. Будто точно знала, что я могу понравиться королю! Однажды я услышала, как она выпалила в сердцах:

– Ей четырнадцать уже зимой! Всего-то полгода, какое это имеет значение!

– Побойтесь Семипряха! – урезонила ее Асас. – Зачем торопить время? Пусть выберет Кьяру в следующем году, девочка еще не оправилась от горя и…

– Он может забыть ее к следующему году! А никакими талантами она не обладает, чтобы покорить его сердце на балу. Я знаю, ищущие приготовили кого-то особенного! Их дьензвур намекнул мне, что они нашли кого-то в Подкове… О Семипрях!

– Будем надеяться на Суэлу. Или на Окелию – у нее целых два сольных номера, и она очень старается.

– Лишь бы не перестаралась, – проворчала дьензвур.

К весне нас так измучили бесконечными репетициями и нотациями, что у некоторых девочек начались обмороки и бессонницы. Одна из старых хранительниц убедила дьензвура оставить нас в покое.

– Пусть лучше гуляют на весеннем солнышке, да давайте им побольше зелени. Вряд ли королю понравится кучка истеричек, – сказала она.

Хвала старухам! Нас отпустили на волю до самого бала.

Мы построились парами, начиная с самых маленьких и до глубоких старух. Я попала в пару с Суэлой. Мне нравилась Суэла, но она была слишком грустной и никого не подпускала к себе, будто горе, заставившее ее поселиться в Садах, было столь хрупким, что его легко разбить невнимательным словом, равнодушным взглядом, а она хотела хранить его в сердце вечно. Сейчас Суэла очень волновалась. Да и все мы. Хотя бы потому, что можно было выйти из Садов – за весь год у нас было только две причины покинуть наш дом: обряд на площади Будущих королей и Бал первого весеннего полнолуния.

Мы шли по дорожке, посыпанной золотистым гравием, мимо стражей, молодых и совсем взрослых; многим из них едва удавалось сохранять невозмутимое выражение лица, глядя на нас. Дорожка обогнула храм Семипряха, и я вытянула шею, стараясь получше его разглядеть. Этот храм, где навеки сгинула Даната, интересовал меня куда больше королевского дворца. Но окна его были темны и безжизненны. Он хранил свои тайны, и никому, кроме жриц, не было туда входа. Семипрях не нуждался в дарах и молитвах простых горожан, ему нужно было только наше молчаливое смирение. Чуден наш бог Семипрях, ему достаточно службы сорока девяти жриц и трех ежегодных обрядов: обряда Силы, праздника Милости и дня Умирания. Сдержанный, скрытный, суровый бог. От него одного