Мальчики-охотники за удачей на Юкатане - Лаймен Фрэнк Баум

– Наша судьба решена! – в отчаянии воскликнул Арчи. – Мы могли сразиться с несколькими сотнями, но несколько тысяч – это слишком много.

Мы перестали стрелять, и Пол посмотрел на Чаку.

– Думаю, мы спасены, – негромко сказал он. – Это итцексы, которые пошли за мопане, чтобы отомстить за смерть своего аткаймы.

– О! – сказал Арчи, и не один вздох облегчения последовал за этим объяснением.

Нетрудно было понять, почему племя итцексов много столетий оставалось непокоренным. В противоположность непрерывно говорящим мопане эти воины, приближаясь, не издавали ни звука, и каждый отдельный воин казался частью одной гигантской машины.

Насколько я мог определить, наблюдая за этой сцены, мопане, захваченные врасплох и намного уступающие по численности, почти не сопротивлялись. Некоторые пытались уйти в лес, но их перехватывали и убивали, другие оставались на месте и упрямо сражались, но боевые топоры и копья итцексов быстро заставляли их перестать интересоваться битвой.

За меньшее время, чем мне потребовалось это написать, убийцы старого аткаймы были буквально уничтожены. Потом победители сомкнули ряды и повернулись к нам – наполовину с любопытством, наполовину выжидающе. Они как будто понимали, что вмешались в наше сражение с мопане, но еще не решили, кем считать нас – врагами или союзниками…

Но тут начал действовать Чака. Что-то торопливо сказав Полу, он пожал ему руку, вышел за барьер и один, идя большими шагами, направился к своему племени.

Мы были достаточно близко, чтобы видеть эту сцену во всех подробностях и слышать почти каждое слово. Итцексы, казалось, были поражены внешностью Чаки. Они с удивлением смотрели на него, и тут я впервые заметил, что только у Чаки набедренная повязка белая, у всех остальных она другого цвета, в основном зеленая и желтая.

Подойдя к ним, юноша остановился, повелительно поднял руку и сказал:

– Я Чака, вернувшийся к вам после многих дней. Мой отец мертв. Итцексы, приветствуйте вашего нового аткайму!

Как один человек, они все, старые и молодые, встали на колени и простерлись перед Чакой. Ни одного вопроса, ни одного враждебного слова. Воины признали своего вождя и приветствовали его.

Чака медленно подошел к предводителю воинов, стоявшему впереди. Рядом с ним лежала окровавленная голова старого аткаймы, кожа его лица сжалась в ужасной улыбке. Чака наклонился к этой страшной голове и поцеловал ее в лоб. Потом взял из спутанных седых волос одно перо цапли – эмблему власти – и воткнул в свои черные волосы. Затем распрямился.

Во время этой сцены ни один итцекс не шевельнулся. Каждый прижался головой к земле. Воины молчали и оставались неподвижны.

– Встань, мой народ! – произнес Чака ясным, звонким голосом. Воины повиновались, и теперь взгляды множества черных глаз устремились на юношу. – Итцексы по-прежнему храбры и бесстрашны, – продолжал молодой аткайма. – Мопане наказаны за свои преступления. Вы отомстили за убийство великого благородного Тчелтзады, моего отца, который долго и мудро правил вами. Благодарю вас.

Теперь предводитель отряда, рослый седой воин, подошел и сказал:

– Скажи нам, о, аткайма, где ты был и почему оказался здесь.

– Слушайте мои слова, – был ответ. – Девять лет назад я повел отряд молодых воинов к морю. Мопане напали на нас и убили моих товарищей. Надеюсь, некоторые спаслись. Я нашел лодку и бежал по большой воде, и враги преследовали меня. Корабль белых людей, могучих американцев, спас меня, взял на борт и прогнал мопане. Меня отвезли в их землю, и я не мог вернуться к своему народу. Прошли годы, я нашел доброго друга среди белых людей, который помог мне вернуться к вам. Он здесь, с семью остальными, которые помогали мне. По пути в Итцлан на нас напали мопане. Вы сами можете увидеть, сколько их мы уничтожили.

Воины осмотрелись. Земля была буквально усеяна телами. Воины понимали, что не они убили здесь большинство.

– Мои белые друзья, – продолжал Чака, – должны стать друзьями племени итцексов. Их вы должны благодарить за благополучное возвращение вашего аткаймы.

Последняя фраза была впервые встречена с недовольством. Послышались протестующие возгласы, последовали недовольные жесты. Старый вождь поклонился и ответил:

– Никогда, о, аткайма Чака, белые люди не были друзьями итцексов.

– Время многое меняет. Эти белые люди были мне как братья, – решительно ответил Чака. – Я их знаю. В их сердцах нет предательства, они не хотят завевать нас, они честные и добрые. Скажи мне, Гатча, разве они не уничтожили многих врагов итцексов? Разве не вернули они вам вашего наследственного аткайму, когда боги позволили моему отцу Тчелтзаде встретить свою судьбу? Если вы не встретите моих спасителей как друзей, боги, от которых я происхожу и с кем я разговариваю, накажут вас.

Казалось, это убедило итцексов. В знак повиновения они снова простерлись перед Чакой, и вождь Гатча сказал:

– Хорошо, о, аткайма. Если твой дядя, могущественный Датчапа, приветливо встретит белых людей, мы не против того, чтобы принять их.

Чака нахмурился и надменно спросил:

– Кто здесь господин, мой дядя Датчапа или Чака?

Ответа не было.

Чака повернулся и вернулся к нам.

– Не бойтесь, – сказал он по-английски. – Мой народ подчиняется мне. Идемте.

Мы собрали свои вещи и пошли за новым аткаймой туда, где ждали воины. Я заметил, что на нас, белых, они смотрели пренебрежительно, и это определенно было неприятно и вызывало опасения. А вот Нукса и Брионию они сразу приняли, несомненно, из-за цвета их кожи, а также из-за внушительной наружности и сдержанного поведения. Сдержанность и невозмутимость – характерная черта воинов итцексов.

Пол, шедший первым, положил правую руку на левое плечо вождя Гатчи – это туземное приветствие, выражение мира и дружбы. Старый воин как будто остался доволен и серьезно ответил. Я последовал этому примеру, понимая, что этого от нас ожидают, и все мы таким образом приветствовали этого воина, который, как потом выяснилось, был самым известным военным руководителем итцексов.

Затем без промедлений мы выступили, причем наша группа была в центре, рядом в аткаймой Чакой, который шел с новым достоинством, казавшимся забавным; впрочем, должен признать, что Чака всегда держал себя с достоинством.

Итцексы, несомненно, видели белых раньше или во всяком случае слышали о них, но я уверен, что их поразило наше необыкновенное одеяние. Они не позволили себе проявить удивление, для этого они слишком флегматичны, но даже уединенное племя понимает, что такой одежды еще ни у кого – ни у белых, ни у черных – не было. У них не было оснований смеяться над нами, и наш необычный вид произвел на них впечатление.

Казалось, непосредственная опасность нам больше не грозит: с таким грозным эскортом мы