Обещай себе жить без драм - Анна Беляева

целует так, как никогда бы не смог целовать “не ту”, потому что эта женщина “та” и даже “та самая”. Ладонь, забирающаяся под тяжелым каскадом волос через щеку на затылок и шею. Держать рядом, не отпускать. И особенный  – ее руки, проскальзывающие под его куртку и обнимающие за талию.

Справа свет от прожектора, слева мрак ночи. Они – между. Ничего не видно, но слышен хруст распускаемых молний: куртка, жилет под ней, дальше не подобраться, плотно облегающая тело майка. Забирается под тканью через горячий вздрагивающий живот вверх, ощущая непознаваемое так давно тело. Тоже – “то самое”. Маленькая грудь, прижатая спортивным топом. Вздернуть вверх кусок ткани и утопить в руке. Чувствовать, как о центр ладони трется возбужденный сосок.

Как пытается сбежать от его поцелуев мятное дыхание:

– Дань, мне надо подумать!– тихий шепот ему в шею.

– Солнышко, разве об этом думают?– подталкивает к утонувшей во тьме переборке посадочных мест для участников, прижимает бедрами. Через два слоя джинсовой ткани, которые плотно притираются друг к другу в области бедер чувствуется, что ей предлагают в комплексе ощущений.

Грудь уже обнажена полностью и накрыта обеими руками мужчины. Пальцы перебирают соски. Глаза сами собой закрываются, чтобы отдаться коротким разрядам, бегущим из кончиков груди в низ живота, где плотно прижато мужское тело.

– Я не хочу ошибиться, пожалуйста!– это мольба о пощаде, о возможности дать ей шанс сделать иной выбор. С учетом всех рисков, о которых сейчас думать просто нечем, так как мысли стекли к точкам, где движутся мужские пальцы и ощущается тяжесть чужой плоти.

– Хорошо,– сбивчивый от такого же неровного дыхания, как и у нее, ответ.– Только, пожалуйста, Мариш, не ошибись!

Он сам опускает плотный топ, майку, стягивая так, чтобы была видна ложбинка между грудями и на прощание ныряет туда взглядом. От напряжения, не получившего разрядки, в теле все звенит, и каждый шаг отдается дискомфортом. И все-таки он отпускает ее. Может быть, в том числе и потому, что понимает, надави чуть сильнее, и эта женщина начнет биться за свою свободу, в первую очередь за свободу от собственных желаний, порождающих страхи.

По комнатам расходятся молча, даже не пожелав друг другу спокойной ночи. Какой уж тут покой, если он знает, что она за противоположной дверью? Ледяной душ на ночь чертовски бодрит. Уже в постели берет телефон. И Москва возвращается пропущенными вызовами и отправленными сообщениями. Ну как же! Нужно же обсудить дизайнера и ремонт! Эротические мысли убивает лучше брома, и сама тема, и та, кто ее принесла. Скидывает с экрана все сообщения, не открывая ни мессенджер, ни соцсети. Пусть считает, что сегодня ему было не до интернета. Ему и впрямь не до того. Откладывает телефон. Надеется забыть про московскую жизнь в мыслях о той, что бурлит здесь и сейчас.

Странно, что Марина могла быть для кого-то “не той”. И чего только не хватило мужчинам в такой как она? Уж в такой-то? Ну, и хорошо, что все были дураками. Ему больше достанется!

Я зайду к тебе выпить кофе. И умру у твоих подошв

Вот поэтому взгляд твой жаден

И дыхание – как прибой.

Ты же знаешь, Он беспощаден.

Он расплавит меня тобой.

В. Полозкова

Ее второй день нет на съемочной площадке. И все не так. Но ничего не поделать. Большое начальство возжелало плотного общения с начальством поменьше. Им, ее команде, достанется только выжимка этого общения, без эмоций лишних и точно без всех особенностей коммуникации, которые выматывают душу. У каждого своя работа. Зачем рассказывать всем подряд о том, что тебе было трудно. Она не любит жалобщиков, и сама лишний раз не жалуется.

Даня временами представлял себе лицо Маринки, спорящей с кем-нибудь в очередном аскетично-дорогом кабинете или же наоборот – в безразлично роскошных интерьерах. Маломимичное внешне, но при этом все тонко пронизанное мелкими штрихами эмоций, и фирменное “ну, слушайте…”, с которого она начинает оспаривать чуть ли не каждое утверждение, что ей не по нутру. Шмелев улыбнулся. Как же сложно быть холодной, когда ты такая горячая!

Они с Мариной спорили мало, но когда и если спорили, то Даня понимал, что в ее аргументы он вплющивается словно в кирпичную стену толщиною в метр. Этакое не сдвинешь. Максимум – разобрать по кирпичику. А это время, усилия. И не факт, что раствор, на котором держится стена, позволит оторвать кирпичи по одному. Наверное, эта умная женщина много в чем сомневалась, но сомнения находились за пределами профессиональной деятельности. Тут она всегда была на своем месте и в своих силах.

– Марина, почему сейчас мы видим такой расцвет подростковых реалити-шоу на нашем ТВ?

– Потому что я открыла “ящик Пандоры”?.

Она, конечно, подшутила над незадачливым журналистом, который закладывал примерно такой ответ в свой вопрос. И объяснила, и про психологию юношества, и про удобный формат, и даже про то, что все мы любим смотреть в замочную скважину. Грех лишать людей такого удовольствия, тем более оно затягивает. Но так ли шутила? Ведь, что ни скажи, а кто-то должен был рискнуть, начать это движение, зацепить публику: и не только детей, что относительно всеядны, но и их родителей. Сделать шоу не тем, что было раньше, не столь крикливо-одиозным, а тонким, капающим в сердца светом. Потому никому и не удается повторить их успех. И им без нее не удастся. Большой проект маленькой женщины.

Насколько нелегко давалось движение вперед в неостанавливающейся медиа-среде неостановимой женщине можно только догадываться. Но на старых фото и редких видео заметно, что даже всем теперь знакомая “улыбка от Марины” порой становилась вымученной и усталой. Можно было не любить их “главного по финансам”, но он дал то незаменимое и важное, чего никто другой не смог бы дать – покой. Маринка перестала метаться между спонсорами и жить в состоянии подвешенного на тонкой ниточке груза: одним движением отрежут, и лети вниз, на дно.

Вот вопрос: достаточно ли в Марине благодарности, чтобы оплачивать ее ролью любовницы? Даню затрясло от одной мысли. Представить, что их директор целует те же губы, что и сам Даниил Андреевич предпочитал любым другим, обнимает за талию, проводит пальцами по внутреннему краю голых лопаток, прижимает к себе за бедра… Как вообще можно низвести такую женщину до пошлой роли любовницы несвободного мужика? Как ни странно, тот факт, что и сам он сейчас предлагал ей примерно ту же роль, в голову не