Обещай себе жить без драм - Анна Беляева

же интернет-магазине, где согласились организовать доставку день в день. Умывается в единственной оставшейся раковине. В квартире нет ни кухни, ни ванной комнаты. Слава богу, его пожалели и оставили унитаз и рукомойник в туалете. Там теперь и приводит утром себя в божеский вид. Завтракает в машине взятым на вынос из Макдачни. И даже не пытается решить проблему с ремонтом. Ему плевать. Вот кошку бы надо забрать, хоть какая-то родная душа.

Уже четвертый день как они в Москве. И ничего для него не поменялось. Работа. Дом. Марина исчезает, как только он пытается перевести темы с рабочих на личные. А с завтрашнего дня и вовсе ее не будет. Улетает к семье. Он пытается ей сказать, что так нельзя, а на него смотрят пустым взглядом с полным непониманием и говорят лишь про работу. Вот так и выясняешь, что безразличие – самое жестокое наказание. В отличие от бывшей девушки, она его нигде не забанила и не заблочила. Хоть испишись и изизвиняйся. В ответ – тишина!

Сегодня все по кругу. Съемка, отсмотр, монтажерка. Работа. Работа. Летучка после в ее кабинете. Всем спасибо. Все свободны. Шмелев пытается задержаться. У Даниила Андреевича еще есть вопросы? Подождите, ребят, не уходите, обсудим вместе. Ах, ничего важного? Ну хорошо, до встречи через час.

Но если что-то выяснять, то сейчас. Отпуск – еще десять дней молчания. А молчание полностью невыносимо. И все невыносимее с каждым часом. С полпути в монтажную студию возвращается, бросив коллег. Входит без стука. Требует ожить и хоть что-то ему сказать. Напарывается, как на нож, на ледяной взгляд.

– Даниил Андреевич, я же ясно сказала, что все сложности с личной жизнью должны быть отложен до конца этого сезона!– лед, металл, пыль далеких планет и метеоритов. В общем, ничего даже отдаленно напоминающего жизнь в голосе.

– Ты планируешь до мая делать вид, что ничего не случилось? С ума сошла?– его трясет от злости и возбуждения.

– Я планирую попросту не вспоминать об ошибке, которую допустила, и не обсуждать ее с тобой,– вот так вот просто. И говорить не о чем.

– Я полагаю, что ошибку совершил я!– настойчиво утверждает Даня.

– Нет. Ты совершил подлог. Соврал и придерживался своей лжи,– все так же безразлично констатирует начальница.– Я поверила и ошиблась. В тебе. В своем понимании того, что видела. В наших отношениях. Я учла этот факт. Приняла его к сведению и в дальнейшем обсуждении смысла не вижу.

Ну что же, она жестока, но при этом права. Он и впрямь не ошибался, а сознательно врал и недоговаривал, чтобы получить то, чего так хотелось. И этим его сейчас избивают. По делу.

– Марин, это нечестно!– а что еще он может сказать? Она права во всем, но это же тупик. Рабочий тоже. Как работать при таком недоверии и пустоте между ними?

– Как ты будешь со мной работать при таком отношении?– он надеется ее увещевать ее же методом – через работу.

– Печально, Дань, что об этом ты не подумал, затевая все то, что устроил,– вздыхает женщина за письменным столом.– Иди, работай. Как-то же две недели справляемся. Так и дальше пойдем. Другого пути все равно нет.

Шмелев выходит. Аккуратно закрывает дверь. Делает два шага в сторону рабочего места и от всей злости на себя и происходящее пинает кроссовком стену. Тихо скулит от жуткой боли в отбитом пальце. Лишь бы не перелом! И, хромая, продолжает путь к себе. Ждать ужаса вечерней съемки.

Теплым ветром, из-за угла, целовать тебя нежно в челку

Мне бы только не ляпнуть в шутку —

Удержаться и промолчать,

Не сказав никому, как жутко

И смешно по тебе скучать.

В. Полозкова

Работает уже пятый день без нее. Как сумасшедший. Как сама она работает постоянно и безостановочно. Раньше всех приходит на съемочную площадку. Уходит последним. В выходной в конце концов тоже оказывается на работе. Если уж он не смог подарить и разделить с ней счастье, то разделить общие победы, успехи и подарить лучшие из них ей – он может.

Непроходящее, а все более нарастающее ощущение пустоты. В воздухе не чувствуется знакомых духов, не слышен голос, в котором, как на глади зеркала, висящего сотни лет на одном месте, появились тоненькие ниточки-трещинки, делающие всякое отражение немного нереальным, виньеточным.

Старший и опытный помощник режиссера молча наблюдает его деловую истерику. Ничем не выдает своего отношения почти неделю. Просто следит. И Даня это чувствует. К концу пятого дня, когда после вечерней съемки Шмелев в очередной раз закрывается в монтажерке в какие-то наброски и правки, не выдерживает даже Сергей.

– Трудолюбие, Даньк, конечно, похвально. И это точно лучше, чем пить водку и шляться по бабам, но все-таки не забывай, что вокруг тоже люди, а не машины. Впереди целый сезон, а ты их выматываешь так, словно финальное шоу через месяц. Поломаешь детей.

– Хочется идеала,– нервно озвучивает Даниил свои мысли, даже не о программах.

– Всегда хочется. Не всегда возможно,– спокойно парирует очевидным тезисом товарищ.

– Но стремиться-то нужно!– недовольно ворчит Даня, словно пытаясь навязать единственно верную позицию.

– Не знаю,– потирая бровь, садиться за стол, рядом с оператором коллега. – Бывает так, что и не нужно стремиться к идеалу. Нужно найти компромисс между возможным и желаемым. И понять, с чего начинается дорога к возможному из желаемого.

– А ты философ, Серег,– невольно улыбается Шмелев.

Помреж смущенно ерошит короткие волосы и продолжает:

– Да какой я философ! Я как раз практик. Ты же это тоже видишь. Они вот приходят иногда. Даже вроде где-то уже пробовались, даже, бывает, снимались, да. Ну, к нам такие обычно приходят, либо с опытом съемок, либо других выступлений, олимпиад, конкурсов. А ты смотришь и понимаешь – не будет тут ничего интересного.

– Почему?– Даня такого, конечно, не видит. Для него все дети, могущие что-то неожиданное и выше среднего – таланты и победители.

– Так тоже у всех по-разному! Не всегда поправимо,– улыбается Сергей.– Вот Лена, помнишь?

Даня отлично помнил прозрачную и легкую девочку пятнадцати лет с потрясающими аналитическими способностями.

– Она тогда головой могла все, но молчала, ничего не говорила, никому. Стеснялась. Спрячется в себе и, ну, думать! И что? Надумает и дальше в углу сидит. В итоге никто и знать не знает, что там она насчитала и напланировала.

– Но Лена теперь аналитик в ОйлТранс, самый юный,– возражает Даня.

– Да, только сколько у нас ушло сил,