Троя. Падение царей - Дэвид Геммел

Ни разу за всю свою жизнь Гектору так сильно не хотелось вернуться на войну, чтобы сражаться и убивать. В это мгновение война и возможная гибель казались ему удивительно простыми. Это жизнь была сложна.

Он поднял глаза. По коридору к нему шли его братья Диос и Парис, приглушенно разговаривая друг с другом. При виде Гектора лицо Диоса просветлело; потом Гектора увидел и Парис. Несмотря на лежавшую на сердце печаль, Гектор не мог удержаться от улыбки, увидев, что Парис носит нагрудник и держит под мышкой бронзовый шлем.

«Никто не мог бы выглядеть в таком облачении более нелепо», — подумал Гектор.

Парис всегда был неуклюжим, неловким в движениях и в наряде воина выглядел почти комично. Диос не носил доспехов, на нем была лишь белая туника и зеленый, как листья, плащ.

— Ну, что вы там без нас решили, брат? — спросил Диос, перестав улыбаться.

— Ничего, о чем тебе стоит беспокоиться, Диос. Мы говорили только о предстоящем путешествии Геликаона на запад.

Парис шагнул вперед и сердито уставился брату в глаза.

— Вы не пошлете Елену обратно в Спарту, — сказал он.

— А почему мы должны туда ее посылать? — удивленно спросил Гектор.

— Думаешь, я идиот? Это то, чего требует Агамемнон. Это то, из-за чего началась дурацкая война!

Гектор вздохнул.

— Я не думаю, что ты идиот, Парис. Но сейчас ты не дал себе труда подумать. Требование вернуть Елену было простым предлогом. Агамемнону она не нужна, и он знал, когда выдвигал свое требование, что отцу придется ему отказать.

— Это я знаю! — огрызнулся Парис. — Но это не меняет дела: Агамемнон воспользовался отказом отца, чтобы собрать союзников. Значит, если бы на его требование согласились, это ослабило бы микенский союз. Разве не так?

Гектор покачал головой.

— Сейчас уже не так, Парис. Если бы мы согласились с самого начала, тогда, возможно, наши враги не были бы столь многочисленными. Но сейчас все обстоит по-другому, брат. Царь уже мертв, и царица убита. Эта война будет вестись до последней капли крови. Никто не отступит. Либо падут Микены, либо падет Золотой Город.

— Значит, они придут сюда? — спросил Диос. — Мы не можем их остановить?

— Они придут — с севера, с юга, с моря. Агамемнон, Менелай, Ахилл, Одиссей… — голос Гектора на мгновение прервался. — И все мелкие царьки, главари разбойничьих шаек, наемники, ищущие поживы.

— Но ты будешь здесь и разобьешь их, — сказал Диос.

— Если на то будет воля богов, Диос, я буду здесь. Как и вы, мои братья.

Диос открыто рассмеялся и хлопнул Париса по спине.

— Ты слышал, Парис? Ты станешь героем!

Взяв у Париса шлем, Диос нахлобучил его брату на голову. Шлем был слишком велик и сполз тому на глаза.

— Похоже, великий Геракл вернулся из Элизиума!

Парис стащил шлем и бросил им в Диоса, но тот увернулся. Шлем ударился о стену и зазвенел на полу. Парис кинулся на Диоса и схватил его за тунику. Диос покачнулся, оба упали. Диос попытался встать, но Парис ухватил его за лодыжку и потянул обратно.

Гектор улыбнулся, вспомнив детство. Диос и Парис всегда были близкими друзьями. Они представляли собой странную пару: Диос, непослушный и своенравный, и Парис, тихий и ученый.

Внезапно прогремел голос Приама:

— Что, во имя Аида, тут происходит?!

Два брата перестали бороться и вскочили. Приам с раскрасневшимся от гнева лицом подошел и сердито уставился на них.

— Клянусь яйцами Ареса, вы что, идиоты? — закричал он. — Сыновья Приама не ссорятся, как дети!

— Прости, отец, — сказал Парис. — Это я виноват.

— Думаешь, мне интересно, кто из вас виноват? Убирайтесь с глаз моих, вы, оба!

Он показал на помятый бронзовый шлем.

— Чей он?

— Мой, отец, — ответил Парис.

Приам подцепил ногой шлем и ловко подбросил его вверх, послав в сторону Париса. Юноша нерешительно протянул руки, и шлем ударил его по пальцам. С криком боли он отпрыгнул назад, а шлем снова запрыгал по полу.

— Я, должно быть, был болен лихорадкой, когда тебя породил, — язвительно усмехнулся Приам, повернулся и зашагал обратно в Янтарную Комнату.

Оскорбление эхом отдалось в коридоре; Парис остался стоять с пришибленным видом.

Гектор подобрал шлем и протянул ему.

— У отца сейчас много забот, брат, — сказал Гектор.

— Может быть, — безрадостно отозвался Парис. — Но разве он когда-нибудь упускал возможность унизить своих сыновей?

Диос шагнул вперед и обнял младшего брата за плечи.

— Не относись к этому так серьезно, Парис, — посоветовал он. — Приам старый и все чаще болеет. Если повезет, мы с тобой проживем достаточно долго, чтобы помочиться на его погребальный костер.

Парис ухмыльнулся.

— Это ободряющая мысль.

Три брата вышли из дворца на утренний свет. Диос и Парис отправились в нижний город, а Гектор вернулся в свой дворец.

Там он нашел маленького Астианакса, игравшего в саду с нянькой. Ребенок, облаченный в маленький кожаный нагрудник и шлем, бил игрушечным мечом по щиту, который держала нянька.

Увидев Гектора, мальчик бросил деревянный клинок и побежал к Гектору с криком:

— Папа!

Тот упал на одно колено, подхватил Астианакса, подбросил высоко в воздух и поймал.

Астианакс восторженно завизжал. Гектор крепко обнял его.

— Ты будешь теперь чудовищем, папа? — спросил Астианакс.

Гектор посмотрел в сапфирово-голубые глаза ребенка.

— А что должно делать чудовище?

— Оно убивает людей, — ответил Астианакс.

Гектор снял с головы мальчика маленький шлем и взъерошил рыжие волосы.

— А могу я немного побыть просто папой и крепко тебя обнять?

— Нет! — закричал Астианакс. — Я хочу убить чудовище!

Гектор опустил ребенка на землю, а сам встал на колени.

— Давай, попытайся, — прорычал он и, оскалив зубы, взревел оглушительно, как лев.

Астианакс завизжал и отбежал на несколько шагов, чтобы спрятаться за няньку.

Потом, подобрав деревянный меч и размахивая им, маленький мальчик ринулся на Гектора.

Торговец Плотей влюбился в Трою за те шесть лет, что прожил в этом городе. Несмотря на то что он был чужестранцем, его тепло встретили соседи, с ним учтиво обращались другие торговцы, и он начал считать Золотой город своим домом по сердцу, если не по крови. Жизнь была добра к Плотею, и он каждый день возносил благодарности в храме Гермеса, жертвуя богу торговли, обутому в крылатые сандалии, белых голубей. Десять раз в году он приносил жертвы и Афине, богине-хранительнице Трои, и раз в году жертвовал десять золотых слитков храму Зевса — Отца Всего Сущего.