Древняя Русь. Эпоха междоусобиц. От Ярославичей до Всеволода Большое Гнездо - Сергей Цветков

Рождества 1074 г. Генрих IV приехал в Майнц, «куда к нему прибыл король Руси по имени Дмитрий (церковное имя Изяслава, которое значится на его печатях. – С. Ц.), привезя ему бесчисленные сокровища в виде золотых и серебряных сосудов и чрезвычайно драгоценных одежд156, с просьбой оказать ему помощь против его брата, который силой изгнал его из королевства и, подобно свирепому тирану, сам завладел королевской властью». Должно быть, Генрих был уже извещен о сближении Святослава с Польшей, поэтому «для переговоров с ним об обидах, которые он причинил своему брату, король немедля отправил Бурхарда, настоятеля трирской церкви157, который должен был предупредить его [Святослава], чтобы он оставил не по праву захваченный трон, иначе ему вскоре придется испытать силу оружия Германского королевства. Этот [Бурхард] оказался подходящим для такого посольства по той причине, что тот, к кому он отправлялся, был женат на его сестре158, и Бурхард активно ходатайствовал перед королем, чтобы против того пока не предпринималось никаких более серьезных мер. Король же Руси до возвращения посольства поручен был королем [Генрихом] заботам маркграфа саксонского Деди, в сопровождении которого он ранее и прибыл». Французский анналист XII в. Сигеберт из Жамблу добавляет, что в обмен на германскую помощь Изяслав готов был принести вассальную присягу Генриху IV: «Так как двое братьев, королей Руси, вступили в борьбу за королевство, один из них, лишенный участия в королевской власти, настойчиво просил императора Генриха159 помочь ему снова стать королем, обещая подчиниться ему сам и подчинить свое королевство». Это известие выглядит правдоподобно, так как ничем другим Изяслав и не мог привлечь внимание германского короля к своей печальной участи.

В этом месте информационную эстафету подхватывает Повесть временных лет, которая под 1075 г. сообщает о прибытии в Киев немецкого посольства – несомненно, возглавляемого Бурхардом: «В се же лето придоша ели [послы] из немець к Святославу». Правда, как и в случае с бегством Изяслава из Киева с «именьем многым», летописец увидел это событие глазами моралиста, обратив его в удобный повод для того, чтобы лишний раз напомнить своим читателям о тщете сребролюбия. В результате вся политическая сторона переговоров ушла в тень, а вместо нее мы имеем удовольствие читать следующую поучительную историю: «Святослав же величаяся показа им богатьство свое; они же, видевше бещисленое множьство – злато и сребро и паволокы, и реша: «Се ни в что же есть [это ничего не стоит], се бо лежить мертво, сего суть кметье [воины] луче, мужи бо ся доищуть и болше сего». Дальше следует библейская аналогия о том, как иудейский царь Иезекия похвалялся своим богатством перед послами ассирийского царя, «его же вся взята быша в Вавилон160; тако и по сего [Святослава] смерти все именье расыпася розно»161. Крупица исторической истины, которую сохранил этот анекдот, по-видимому, заключается в том, что Святослава не особенно испугала «сила оружия Германского королевства».

Несговорчивая позиция киевского князя безусловно основывалась на трезвой оценке военных возможностей Генриха IV. Это подтверждает и Ламперт Херсфельдский. По его словам, Бурхард в июле 1075 г. вернулся в Германию, «привезя королю столько золота, серебра и драгоценных тканей162, что и не припомнить, чтобы такое множество когда-либо прежде разом привозилось в Германское королевство. Такой ценой король Руси хотел купить одно – чтобы король не оказывал против него помощи его брату, изгнанному им из королевства». Но, «право же, – продолжает Ламперт, – он вполне мог бы получить это и даром, ибо тот, занятый внутренними домашними войнами, не имел никакой возможности вести войны внешние с народами столь далекими. Дар, дорогой сам по себе, оказался тем более ценен, что был сделан в нужный момент. Ибо огромные расходы на последнюю [саксонскую] войну опустошили королевскую казну, тогда как войско выражало сильное недовольство, настойчиво требуя платы за только что завершившийся поход. Если бы его требования не были удовлетворены с королевской щедростью, то не приходилось сомневаться, что оно не было бы уже столь послушно, а ведь остававшаяся часть дела [войны в Саксонии], как следовало опасаться, была, без сомнения, большей». Щедрыми подарками из Киева Генрих, надо полагать, был обязан стараниям Бурхарда, который подсказал Святославу, каким образом лучше всего сохранить дружбу с германским двором.

Ничего, кроме вялой дипломатической поддержки, Изяслав не смог добиться и от римского папы Григория VII, к чьему покровительству он прибегнул сразу же по приезде в Германию. Весной 1075 г. в Рим прибыл младший Изяславич, Ярополк, который от имени своего отца просил Григория VII воздействовать на Болеслава II с тем, чтобы побудить его вернуть захваченные сокровища и отказаться от союза со Святославом. Момент был выбран подходящий, так как в это время польский князь вел переговоры с папой о предоставлении ему королевского титула. Григорий VII согласился взять на себя роль третейского судьи, оповестив Изяслава о своем решении в письме, датированном 17 апреля: «Григорий епископ, раб рабов Божиих, Дмитрию, королю Руси, и королеве, его супруге, желает здравствовать и шлет апостолическое благословение. Сын ваш, посетив гробницы апостолов [Петра и Павла]163, явился к нам со смиренными мольбами, желая получить названное королевство [Киевское княжество] из наших рук в качестве дара святого Петра и изъявив поименованному блаженному Петру, князю апостолов, надлежащую верность164. Он уверил нас, что вы без сомнения согласитесь и одобрите эту его просьбу и не отмените ее, если дарение апостолической властью [обеспечит] вам благосклонность и защиту. В конце концов, мы пошли навстречу этим обетам и просьбам, которые кажутся нам справедливыми, учитывая как ваше согласие, так и благочестие просившего, и от имени блаженного Петра передали ему бразды правления вашим королевством, движимые тем намерением и милосердным желанием, дабы блаженный Петр охранял вас, ваше королевство и все ваше имение своим перед Богом заступничеством, и сподобил вас мирно, всечестно и славно владеть названным королевством до конца вашей жизни, и по окончании сего служения [то есть земной жизни] испросил для вас славу вечную у Царя вышнего». И далее папа говорил о послах, которых отправил вместе с посланием, для того чтобы они изложили написанное в нем и передали многое ненаписанное.

Из слов Григория VII следует, что Ярополк к предложению отца присовокупил и кое-что от себя, а именно изъявил намерение признать свое «королевство» «леном святого Петра», то есть стать вассалом римского папы. Резонным кажется предположение А.В. Назаренко, что Ярополк вряд ли действовал по собственному почину, «хотя из послания явствует, что письменных полномочий у него не было, коль скоро ему пришлось уверять папу, что отец «без сомнения согласится и одобрит эту его просьбу и не отменит ее». Следовательно, Изяслав сохранял свободу маневра – возможность при необходимости в любой момент дезавуировать действия своего сына – правило обычное для дипломатии всех времен»165. Идея поручить Русь покровительству святого Петра, считает ученый, «возникла, скорее всего, под впечатлением аналогичных переговоров, которые вел в Риме сам Болеслав II, и свидетельствует о знакомстве Изяслава Ярославича с программой Григория VII по организации национальных церквей под эгидой Рима»166. Судя по упоминавшемуся сообщению Сигеберта из Жамблу, Изяслав ради возвращения в Киев был готов поступиться очень многим. Но в сношениях с папой он все-таки соблюдал известную осторожность, не желая связывать себя определенными обязательствами, поскольку речь шла о деликатной сфере церковной юрисдикции. Впрочем, как раз в это время конфессиональные споры между греческой и римской церквями несколько поутихли, и обе стороны даже сделали шаги навстречу друг другу. Сельджукско-половецкая опасность побудила Византию обратиться за помощью к Западу. В июле 1073 г. император Михаил VII Дука направил к папе Григорию VII двух монахов с письмом, в котором выражалось «немалое почтение» к римской церкви. Переговоры продвигались столь успешно, что в конце 1074 г. папа призвал западноевропейских христиан к походу на Восток, в защиту Византии, мотивируя это тем, что константинопольская церковь, не согласная с латинской по вопросу исхождения Святого Духа167, ожидает соглашения с римским престолом168. Таким образом, прибегая через своего сына к заступничеству Григория VII, Изяслав отнюдь не выглядел «вероотступником».