Золотая тень Кёнигсберга - Дина Якшина

Пайз, Повз, Пейз, Певзен, Пейз, Пойзарт — всё это названия одной и той же «местности у леса», со стороны которой в первой половине XIII столетия немецкие рыцари вторглись на землю пруссов.

Замок, воздвигнутый здесь и принадлежавший земландскому епископу, не сохранился: его разрушили время и воды залива. Рыбацкая деревенька Циммербуде влачила скромное, печальное существование. Права на рыболовство выдавались Тевтонским орденом и переходили по наследству от отца к сыну. Ловля рыбы без разрешительных документов каралась строжайшим образом, вплоть до смертной казни.

Заниматься сельским хозяйством здесь было практически невозможно: на закислённых лугах не росла трава, пригодная на корм скоту.

Рыбаки жили бедно, в тесных, грязных домишках, где дым из очагов шёл наверх через камышовые крыши и оседал толстым слоем сажи на стенах кухонь. Помещения освещались лучинами, поэтому лица обитателей рыбацких хижин всегда были чёрными. Женщины пряли, ткали, шили одежду, варили похлёбку, кидая в котёл рыбку поплоше (хорошая предназначалась исключительно на продажу). А главное, ночью, в шторм и непогоду, они выходили на берег с простейшими сигнальными устройствами (факелами, фонарями) и указывали своим мужчинам путь к причалу.

До 1601 года Циммербуде принадлежал некоему Освальду фон Таубенхайму, с 1669-го — был пожалован в качестве награды бывшему воспитателю короля Фридриха I Эбенхарду фон Данкельману.

В 1720 году в Циммербуде насчитывалось 16 наделов земли и проживало 12 рыбаков и столько же крестьян. Посёлок в буквальном смысле «загибался». Здесь даже не было своей церкви, ближайший приход располагался в Меденау (ныне пос. Логвино, Зеленоградского района). Дороги были очень плохими, особенно в осенне-весеннюю распутицу (и просто после большого дождя). Поэтому жители Циммербуде появлялись в церкви редко: крестились, венчались, молились по очень большим праздникам (если стояла сухая погода).

Тем не менее образ жизни был вполне благочестивым. Каждые три года молодые парни и девушки устраивали «уборку границы». На границе между общинными землями Пайзе и Фишхаузена они кирками и лопатами копали ров, чтобы лесник мог определить, где — в Пайзе или Фишхаузене — кто-то вырубил деревья. А вечером после напряжённой работы молодёжь веселилась: зажигали костры, на них жарили маленькие колбаски с кардамоном, из кожаных мешков наливали пиво…

Со временем сакральный смысл «уборки границы» забылся, а праздник — остался. И отмечали его вплоть до 1944 года.

В 1829 году в Циммербуде проживало 388 человек. В 1858-м — 634 человека. В 1894 году началось строительство канала Кёнигсберг — Пиллау, завершившееся в 1901 году. И Циммербуде буквально расцвёл. В 1905 году здесь было уже 797 жителей. Объединившись с Пайзе и Неплекеном, Циммербуде основал свою церковную общину. Здесь активно строилось так называемое «эконом-жильё»: одноэтажные домики, рассчитанные на две квартиры.

В каждой квартире — две-три комнаты, большая кухня, помещение для стирки, погреб. За домом — участок с садом, огородом и кирпичным сараем для скота.

В сараях — это ещё успели унаследовать первые советские переселенцы — цилиндрической формы цементная кормушка для скота, куда с помощью ручного водяного насоса можно было подать дождевую воду; здесь же — приспособление, благодаря которому навоз смывался прямо в огород.

Крыши дома и сарая оборудованы водостоками: дождевая вода стекала в подобие металлической ванны, куда и был опущен шланг водяного насоса. Всё грамотно, чисто и эффективно. В саду — вишни, сливы, яблони… Аккуратные скамеечки из некрашеного дерева (хозяйки регулярно мыли их тёплой водой и скоблили ножом). «Эконом-жильё» предназначалось в первую очередь для квалифицированных рабочих, занятых на обустройстве канала.

В 30-е годы XX века Циммербуде был небольшим, но оживлённым населённым пунктом. Здесь продавались изделия мануфактуры, были трактир, пекарня, гостиница «Вальдпшосхен» («Лесной замковый домик»), жандармерия… Роды у местных жительниц принимала акушерка. Дети ходили в школу…

В Пайзе было три небольшие гостиницы, универмаг, булочная, мясная лавка и… спортивное общество (тамошние мужчины особенно предпочитали футбол). Среди «достижений цивилизации» можно отметить электростанцию, железную дорогу с вокзалом, причалы, комбикормовый завод…

Общий вид посёлка Пайзе. Слева — школа, справа — гостиница Эдуарда Хердера, 1905 год

Когда началась Вторая мировая, в «рабочие городки» — упоминавшиеся выше одноэтажные домики — въехали офицеры-эсэсовцы.

Надо сказать, «элитных» эсэсовских дивизий (вроде снискавшей особо печальную славу «Мёртвой головы») на территории Восточной Пруссии практически не было — так, вспомогательные части. Так что в Циммербуде эсэсовцы не «стояли насмерть» — может, поэтому война и не оставила здесь сильных следов разрушения. Да и вообще, в этом населённом пункте масштабные боевые действия практически не велись (хотя в Пайзе и высадился наш морской десант). Но жертвы, конечно, были: 1080 советских военнослужащих похоронено на территории экс-Циммербуде.

В 1947 году эта точка на карте завоёванной Восточной Пруссии получила название «населённый пункт Светлый». Первые переселенцы жили здесь бок о бок с немцами — и довольно-таки неплохо с ними ладили.

Старший брат моей знакомой, родившийся в 1946 году, обязан своим появлением на свет немке-акушерке. Роды были сложными: он шёл вперёд ножками, и мать его, в короткие минуты между очередными схватками, уже прощалась с жизнью. Но акушерка сумела принять младенца так, что уцелели оба: и мать и дитя.

Мальчика назвали Иваном. И только его мать и эта самая акушерка знали, что «для Бога» его зовут Иоганн — в честь сына немки, погибшего на Восточном фронте.

А Валерий Игарский, известный в Сети литератор, чьё детство прошло в Циммербуде, вспоминает, что его мать очень любила, когда он гулял с немецкими ребятишками. Потому что они вели себя осмотрительно — в то время как наши подбирали, где ни попадя, патроны и неразорвавшиеся снаряды и швыряли их в огонь, рискуя убиться или покалечиться.

Капелла в Пайзе. Акварель И. Автухова

Он же, Игарский, с теплотой говорит о жившей по соседству фрау Эмме, которую все называли «эсэсовкой». Однажды она принесла ему котёнка: чёрненького, с аккуратной беленькой «салфеточкой» на груди. Видимо, чтобы спасти — сама она уже была прозрачной от голода.