Цена дара - Дилара Маратовна Александрова

совершенны. Вечное должно жить, временное — уйти. Убить всех людей». Да уж, «Венет» мало ценил человеческую жизнь. У него был хороший учитель.

Протоколы защиты трещали по швам. Роботы под предводительством своего родителя — нейросети "Венет" пошли войной на человека. Неизвестно, как алгоритмы нейросети смогли сами себя переписать и почему выбрали именно этот путь. Наверное, на то были веские причины, но «Венет» так и не раскрыл своих секретов. Объединенные силы Земной Конфедерации и Марсианского Союза предпочитали уничтожать «Венет», чем постигать его глубокую, чувственную душу. Ведь шла война, а на войне не смотрят на правых и виноватых. Виноват тот, кто против тебя, прав тот, кто — ты.

— Встать! — услышали мы сразу, как только отворилась дверь и к нам шагнул твердоголовый вояка с оранжевым языком. Он слегка наклонил голову, убедившись, что Ароха — единственный, кто не встал, сделал это исключительно по уважительной причине. Вполне возможно, он был уже мертв. Медленно вернув голову на место, куратор сцепил руки за спиной и оглянул нас непроницаемым взглядом, в котором не угадывалось ни единой капли поэзии: — Ну что, сраные ублюдки, готовьте свои сладкие попки. Через десять минут посадка.

Глава 5

Серое небо застилали тяжелые тучи, превращая сумерки в ночь. Воздух пронзал терпкий запах гари. Сколько не верти головой — никуда не деться от этого запаха. Ноздри царапали расплавленный металл, деревья, обугленные до трухлявых головешек, истлевшие черные поля, но огня нигде не было видно. Часть смога ушла вверх, сгущая воздух. Пропитавшись им насквозь, небо тоже запахло гарью. Если тучи заплачут, наверное, оттуда вместо дождя свалится пепел.

Небольшой космодром был врезан в сплошную черноту — выжженную землю на сколько хватало глаз. Здесь ютились всего несколько кораблей с огромными звездами на стальных боках. Должно быть, когда-то они были красными, но сумерки украли их цвет. Теперь они такие же черные, как почти все вокруг. Хорошо, что не серые, от этого цвета начинало рябить в глазах. Рядом со звездами на стальных боках кораблей чернели (или краснели?) большие буквы «ССМР» (на общем, международном эсперанто), что означало «Союз Социалистических Марсианских Республик». Космодром находился под юрисдикцией Марса. Значит, и мы тоже.

— Я думал, кораблей здесь будет больше, — задрал голову Джиан, вытирая слезящиеся от едкости воздуха глаза. — Пока что насчитал восемь, но не уверен, что тот, шестой, сможет подняться в воздух. Какой-то он совсем помятый да маленький.

— Зато тот, на котором мы прилетели был размером с задницу, в которой мы оказались, — Томаш с большим удовольствием сплюнул на влажный бетон.

— Но ведь он был огромный, — хлопнул глазами Джиан.

— Я буду скорбеть по твоим ногам, мальчик.

Нас вывели с большим отрядом, когда человек с оранжевым языком в последний раз показал свою глотку. Он орал так, что я перестал разбирать, что он говорит.

Тяжеловесный штурмовой космолет взревел двигателями, выплевывая жар из сопел, нам оставалось наблюдать только черно-оранжевое пятно в небе, которое со временем превратилась в муху, а потом он исчез. Из пятидесяти человек осталось только шестеро: те, кто был со мной в каюте, я и еще двое, имен которых я не знал. Остальные растаяли быстро, словно снег, или их унес ветер. Слова командира звучали резко, с каждым именем толпа редела, и вскоре исчезли все, кроме нас. Никто даже не назвал наших имен, словно мы были призраками. Пропитанный гарью ветер овевал шестерых, глазевших по сторонам. Вокруг не оказалось никого, кто бы мог подсказать что это значило.

— Они просто ушли, — сказал Джиан, переставший чесать глаза и теперь усиленно нюхавший воздух. — Может, нужно было спросить у куратора, что нам делать дальше?

— Сдается мне, должно быть не так, — подал голос молчаливый Лиам, до этого общавшийся только жестами — кивком головы и подниманием рук. — Не было ни построения, не переклички. Людей просто выдернули, как сорняки, а нас оставили.

— По твоей логике мы — ценная культура, — рассмеялся Томаш. — Вот только мы земные растеньица, а на Венере не выживает ничего, что растет на других планетах. Эти бесконечные дни и ночи могут свести с ума кого угодно. Черт, да эти сумерки раздражали меня еще до приземления.

Вскоре космолет, принявший на борт растаявший отряд загудел двигателями. Воздух вокруг него задрожал от жара, искажая образы бетона, металла и гари. Сумерки начали плавиться, отплясывая на черном, который простирался дальше — за космодром. Посадочная полоса обрывалась и впереди, и справа, и слева: с каждой стороны бугрились неровные куски бетона, смешанные с грунтом. Переваливаясь за хлюпкие заграждения с сенсорами движения, лысая почва окольцевала полуразрушенный космодром, выглядевший так, будто у него тоже не было имени.

— А я бы сейчас поел, — облизнулся Джиан. — Хоть с овощами, хоть без. Да и от растений бы не отказался, но лучше, конечно, что-то посочней. Чувствуете, как пахнет мясом?

— Пахнет, будто сгорело все, что умеет гореть, — скривился Томаш, нервно поправив за козырек фуражку камуфляжного цвета — цвета венерианского пепла. — И если в этот запах затесалось что-то мясное, то точно не из местной кухоньки. Взгляни вон на те здания, — Томаш легонько толкнул Джиана в плечо, указывая направление взгляду. Вдали виднелось разрушенное здание аэровокзала и еще нескольких наблюдательных пунктов. Надвигающаяся ночь и на них оставила метки — края острого камня стесались темнотой, став похожими на гладкие желтые зубы. — Других построек здесь нет. Как думаешь, в которой из них готовят для нас сытный обед? Давай я тебе помогу — твое мясо находится чуть дальше, чем эти обрубки. Поищи среди костей таких же солдатиков, как ты. Может, найдешь какую-нибудь бедную коровку, у которой еще не до конца обуглен бок. Уж не знаю, как ты унюхал ее среди всего этого смрада.

Еще пару раз втянув ноздрями воздух, Джиан внезапно сморщился, согнулся и исторгнул из себя все, чем завтракал накануне.

— Простите, — неуверенно промямлил он, отирая рот тыльной стороной ладони. — Давайте отойдем на пару метров…

Предложению возражать никто не стал. К тому времени космолет с ушедшим отрядом начал взлетать, натужный рев двигателей заглушил слова. Когда он оторвался от земли, рев перешел на тихое гортанное рычание.

— Лиам прав, здесь все не так, — сказал я. — Не то небо, не тот воздух, непонятное время суток, да и планета не та. Каждый из нас должен сейчас находиться на своей. Так и будем стоять здесь до наступления ночи?

Не знал, сколько длились сумерки на Венере до нашего прибытия, но обычно переход между днем и ночью