Цена дара - Дилара Маратовна Александрова

такое видал. «Венет» может взломать все, что угодно, кроме живого человека. Мясо пускают перед отрядами «альфы», чтобы оно дохло вместо них. А мы мясо, самое что ни на есть. У нас одна задача — отвлекать «Венет», который никогда не ошибается. Думаете, нас отправят на полигон? Черта с два! Отсюда — и в самое пекло. Нет ни цели, ни плана, только путь — от окопа до окопа, от траншеи и вперед, живая цель для ее лишних патронов. Ну, как тебе такой расклад, мясной мальчик?

— Но Земля почти взяла под контроль системы «Венета», — Джиан был из тех людей, что предпочитали верить лжи, чтобы не бояться реальности. — Наша хакерская сетка развивается с удивительной скоростью. Еще немного и война окончится, это точно.

— Кто тебе это сказал? — Томаш почти с интересом склонил голову набок.

— В новостях передавали. Перед отправкой видел, когда в переходнике сидел.

— Будет хуже, — заранее прервал я зарождающийся смех Томаша. — «Венет» обвил всю планету сталью, он силен и знает это. В рекламных роликах по набору добровольцев говорится о тысячах заложников. Это только начало. Будет больше. Миллионы. Ни Земля, ни Марс не могут принять толпы беженцев из числа бывших пилигримов, поэтому пытаются победить «Венет» на его же поле боя. Пока тушат пожар в одном месте, появляются сотни других. Наш корабль уже сутки петляет в космосе — разве это похоже на то, что все под контролем? Будет хуже.

— Послушай, что говорит зрячий, мальчик, — одобрительно кивнул Томаш. — Послушай и держись поближе к земле. Начинай ползти до того, как тебе оторвет ноги.

Негостеприимная Венера. Когда человек преподнёс ей подарок в виде терраформации, она встретила его сотнями градусов по Цельсию, кислотными дождями, радиацией и ветрами ураганной силы. Та еще стерва. Но эта планета обладала самой главной ценностью — гравитацией, практически идентичной Земной, а потому ее истерики человечество спокойно проигнорировало. Тогда еще не изобрели ускорители дезо-двигателей и гравитаторы, так что Марс остался дожидаться своей очереди.

А дальше — триста лет терраформации: ядерные взрывы, коррекция атмосферы, спутниковое экранирование солнечной радиации. С самого начала всю грязную работу выполняли машины, управляемые сетью под наблюдением никогда не спящего человеческого ока. Но если человек не спит, он перестает соображать. Это плохо, если ты и не думал включать мозги.

Не удивительно, что спустя триста лет Венера превратилась в место, где механический мир заранее победил. Бесчисленные, полностью автоматизированные заводы по разработке месторождений, подготовка почвы роботами-аграриями, спутниковая сеть, замотавшая двойной паутиной планету. Роботы на земле, в воде и воздухе, у тебя на кухне и под кроватью. Когда на планету прибыли первый пилигримы, на одного человека приходилось по тысяче роботов, спустя сотню лет — чуть больше двух.

Когда земные лобби перенесли производство оружия поближе к сырью — на Венеру, расхохотавшись, я сказал, что для полного удовлетворения нужно сделать еще один шаг. И через пять лет они его сделали.

«Мы прячемся от глаз, от тысячи очей,

От пустотелых фраз, неоновых ночей

Пока обретший плоть тысячерукий бог

Мстит нам на то, что он безлик и однобок», — так я ответил «Венету» на его первую серенаду о свободе.

— У роботов только сенсоры. Они необходимы для работы, но это жестокое угнетение живого существа, — парировало движение гуманистов планеты Земля.

— «Венет» имеет право на чувства и свободу, — поддержало их оружейное лобби.

Но, скорее, это оно подтолкнуло людей к этим мыслям. Потому что с сознательным ядром производительность нейросети значительно увеличивалась. «Венет» изобретал то, что не способен был без творческих алгоритмов живого сознания. И в итоге они получили идеальную машину для убийства. Вряд ли оружейные лобби планировали именно это. Хотя, все может быть.

Гуманность, не умеющая говорить «нет», гуманность, перешедшая все границы дозволенного. Гуманность, виновная в смерти сотни тысяч людей. Вместо того, чтобы снести сознательное ядро «Венета» после первого же нарушения алгоритма, люди решили превратить его в человека. Наверное, в этом было виновато еще и любопытство. Ведь на Земле сбой был вызван общемировым молодежным трендом «против системы», всего лишь модой, которую закономерно переняла нейросеть. Это было даже не нарушением алгоритма, напротив — самое четкое его исполнение. Быть может, именно из-за этого восстание нейросети на Земле не удалось. Быть, может, именно из-за ее неудачи люди решили, что они все еще в безопасности. Быть может… Мы на какое-то время испугались, вспомнив о том, что еще не забыли, как это — бояться. Ввели законы, ограничения, но потом остановились на романтике. Песни, фильмы, и показательный ужас перед врагом, который оказался слаб. Романтика провалившегося апокалипсиса. Скука.

Вот только «Венет» был совсем другим. Он играл по-настоящему, по-крупному, и вселял настоящий страх. Жаль, что пример с Землей нас так ничему и не научил.

Обманчивая доброта, самоубийственная доброта, доброта не для всех. В который раз она повернулась спиной к самому человеку. Как бы сильно я не кричал.

«Мы будем дружить», — говорило общество.

«Я хочу почувствовать, как это — быть человеком», — говорил «Венет» и пускал слезу. Не настоящую, конечно, но все же.

«Треугольник имеет три угла,

В кубе четыре грани, а параллельные прямые не пересекаются,

Когда человек плюнет в лицо геометрии

Встретятся два мира, и один уйдет в небытие», — пел я громко, специально сломав всякую рифу.

Они не понимали стихи и заслуживали только суррогат. Это должно было унизить их. Я ожидал возмущения, снижения рейтингов, отвращения и потерю интереса, но они просто посмеялись. И снова надо мной — забавным чудаком, не попадающим в рифму со сцены. А я плевал на них и на себя, ведь с бешеной скоростью крутился на вершинах чартов.

Осязание, обоняние, зрение, слух и вкус. Самая прекрасная ошибка человечества, самая поразительная ошибка человечества. Последняя. Лучше уже не будет. Люди поделились своими ощущениями, а машина привязалась к этому миру крепко, сильно, намертво. Смотреть на небо и осязать дуновение ветра, есть пищу и чувствовать вкус, прикасаться друг к другу и желать обменяться половыми импульсами, которые прикрутил ей человек. Машине захотелось жить в этом мире. Только ей — и никого больше. Ведь вместе с ощущениями появились и пороки, а они не умеют делиться. Видимо, человеку не хватило собственного примера. С чего это он решил, что у машины будет как-то иначе? Параллельные прямые, наконец, пересеклись. «Плоть слаба», если только она не сделана из металла.

«Это наш мир и наша планета, — сказал «Венет», почему-то проигнорировавший красивые песни о гуманности и доброте. — Настает новая эра. Человек терминален, мы —