Стратегия Византийской империи - Эдвард Николае Люттвак

Следующий совет отражает горький опыт, включая битву при Манцикерте – хотя исход её решили предательство и отпадение, свою роль сыграл и недостаток сведений; поэтому ежедневно делай всё возможное для того, чтобы узнать, где находится враг и что он делает.

Даже если враг не слишком хитроумен, нельзя его недооценивать: действуй так, как будто он изобретателен[711].

Когда дело доходит до оперативного метода ведения войны, Кекавмен проявляет себя строго ортодоксальным и повторяет совет, содержащийся во всех прежних руководствах по военному делу, начиная со «Стратегикона» Маврикия, совет, содержащий в себе самую суть особого византийского стиля ведения войны: постоянно собирай разведывательные данные повсюду, веди кампанию энергично, но сражайся лишь в малых масштабах, избегая полноценных битв с целью одержать решающую победу, потому что таковой не бывает: возможна лишь краткая передышка до появления следующего врага, когда о вчерашних потерях, причём с обеих сторон, придётся горько пожалеть.

Но если ты вступил в битву, пути к отступлению нет, ибо оно может деморализовать бойцов. Поэтому врага нужно проверить и испытать перед битвой посредством мелких атак, чтобы определить его силу, а также понять, как он сражается, – ведь это мог быть совсем новый враг, с которым империя раньше никогда не воевала. Кекавмен хорошо знал классических авторов книг по военному делу и предполагал, что его читатели тоже с ними знакомы, – во всяком случае, именно так он объясняет своё нежелание писать о боевых построениях[712].

Вместо этого стратига призывают установить этническую принадлежность врага, прежде чем разворачивать свои силы, потому что некоторые народы традиционно сражаются в единственной фаланге, другие – в двух, некоторые – в открытом порядке. Автор пишет, что лучшее боевое построение – римское, но не приводит никаких обоснований этого суждения, скорее всего, потому, что превосходство римлян во всём, что связано с войной, считалось само собой разумеющимся.

В книге царит благодушный тон, но в одном вопросе автор проявляет жестокость: он высказывается в пользу смертной казни для командира, которого застигло врасплох вражеское нападение на его лагерь. Вокруг лагеря нужно расставить много часовых, даже если атака кажется невозможной, ибо стратигу не пристало оправдываться: «Я не ожидал атаки на эту часть [периметра]», на что отвечают так: «У тебя был враг? Если так, то как же ты не подумал о том, что может случиться худшее?»[713] В этом пассаже слышны отзвуки более ранних руководств, но в нём может отразиться и личный опыт: я по себе знаю, что гораздо проще расставить часовых, чем добиться того, чтобы они бодрствовали ночь за ночью, особенно если ничего не происходит, – конечно, за исключением той единственной ночи, когда часовые спят.

Далее следует ряд предписаний (глава 32): нельзя недооценивать врагов просто потому, что они варвары (в оригинале эфники, а не варвары), ведь у них тоже есть сила разума, прирождённая мудрость и хитроумие; если встретишься с неожиданностью, веди себя храбро, чтобы придать смелости своим подчинённым; если ты впал в панику, кто сможет поднять в бой и приободрить войско (глава 33)? Не убегай с поля боя, не ищи личной безопасности, потому что многие, пустившись по неопытности в бегство, ввергали войско в катастрофу. Сражайся, не сдаваясь, и добьёшься успеха.

Что же касается обращения с послами, прибывающими в лагерь, то Кекавмен пересказывает хорошо знакомые методы византийцев:

Всё это очень хорошо знакомые темы, но у Кекавмена налицо также очень интересный призыв к оригинальному мышлению, что представляет собою самую избитую банальность для современного человека, которому всегда говорят, что нужно всё время снова и снова всё изобретать – для византийской культуры это весьма необычно:

Кекавмен так же чтил древних, как и всякий другой, но вполне очевидно, что он считал необходимым «дать волю» своему читателю.

И снова Кекавмен перечит неким неопределённым «древним» (на сей раз это не Онасандр), возражая против совета, по которому войско, бежавшее с поля боя, нельзя допускать до военных действий в течение трёх лет:

Это отличный совет, потому что, как отмечает Кекавмен, враг, выигравший битву, утратит бдительность, его легко будет захватить врасплох, и тогда поражение может обернуться победой[716]. (Именно так немецкой армии, которая, начиная с 1943 г., получала всё меньше поддержки с воздуха и в которой становилось всё меньше танков и грузовых машин, удалось продлить сопротивление наступающей Красной армии вплоть до горького итога. Прямо в соответствии с пожеланиями Кекавмена немецкая армия оказывалась в состоянии предпринимать контратаки сразу после того, как она потерпела, казалось бы, сокрушительное поражение. Нет ничего труднее как материально, так и психологически: солдаты деморализованы, подразделения разваливаются, уцелевшие тяжёлые орудия срочно нуждаются в ремонте, – но нет и ничего более эффективного, потому что такая тактика подрывает наступательный порыв, который предположительно должны порождать победы на поле боя. Бойцы Красной армии, бросавшиеся вперёд после прорыва, подвергались смертельным контратакам тех самых солдат, которых они в последний раз видели пустившимися в паническое бегство. Офицеры, вытащив из кобуры пистолет, собирали вокруг себя этих самых солдат, формировали из них импровизированные «отряды быстрого реагирования» (Alarmheiten), захватывали любое вооружённое транспортное средство или противотанковое ружьё, оказавшееся в зоне досягаемости, и не ждали особых указаний, чтобы предпринять контратаки с флангов, которые часто приводили к непропорциональным потерям в рядах врага или по меньшей мере замедляли наступление Красной армии. Таким образом превосходные офицеры немецкой армии выигрывали время для своих коллег из карательных войск, которые в последний год войны убивали почти всех своих жертв, когда они одержали победу благодаря своему тактическому искусству и простому упорству).