Письма к императору Александру III, 1881–1894 - Владимир Мещерский

Слышу от И. Н. Дурново, что [М. С.] Каханов не примирился с мыслию бездействовать, а метит в преемники [Д. М.] Сольскому, на случай, если его болезнь усилится – расчет его основан будто на ненависти К. П. Поб[едоносцева] к тому человеку, который как бы естественно двадцатилетним опытом в этом учреждении с его начала при [В. А.] Татаринове стоит подготовленным принять это дело в час, когда Царь этого захочет, к Т. И. Филиппову; а тут еще разошедшийся за последние годы с Филипповым с боку [М. Н.] Островский – ну и давай строить интриги. Понятно, не верится в успех такой интриги, но заношу ее в Дневник, как характерный эпизод времени.

№ 53

Всемилостивейший Государь!

Вероятно, Вы не посетуете на меня за то, что именно сегодня после молитвы за Вас пишу Вам эти строки под впечатлением памяти Дня, низведшего на Главу Вашу и в Душу Вашу благодать Божьего наития.

Не будь Ваше дело трудно, страшно трудно, не имело бы глубокого смысла размышление и сосредоточение над мыслью о пребывании на Вас и над Вами Всемогущего Божьего Духа. В делах человеческой славы легко забыть нужду в помощи Божией. Но в Вашем деле, на Вашем пути, где все труд, все бремя, все препятствия, связь с 15 маем 1883 года ощущается ежеминутно, связь царствования с Богом, его ведущим. Думаю и верю, что Вы это чувствуете и видите постоянно и не поддаетесь вследствие этого ни унынию, ни сомнению, ни отчаянию.

В моем представлении Ваш путь невообразимо трудное и неблагодарное дело, но при свете свершаемое, а не безвыходное дело, во тьме совершающееся. В этом вся разница, дающая бодрость, веру и силы. Я никогда Вас не вижу во тьме или одиноким. Вы всегда освещены лучами 15 мая и всегда с Вашим Руководителем. Чистота Вашей жизни – это хранилище света и храм Божией помощи для Вашего царственного пути. И да будет так всегда.

Либералы ждут реформ, западники желают конституции, анархисты хотят разрушения, нервная и беспокойная интеллигенция хочет чего-нибудь нового, помощь государственная от министров и госуд[арственных] людей далеко не достаточная и не мешает, увы, обманам играть свою роль, – все это вместе составляет сущность Вашего страшно трудного положения.

Да, но зато в каждую трудную минуту Вас Бог не оставляет и не оставит, и обман под лучом, Вас осеняющим, рассеется и обличится, и слабая помощь того или иного слуги Вашего Вами восполнится лично, и Вы поднимете бремя, и Вы справитесь с тяжелым трудом дня.

И, правда, так много еще чудного в вседневной жизни многомиллионного русского народа, так много в ней нужд и сторон, которым Царская помощь нужна, – что нельзя иначе как бодрым идти вперед и глядеть на трудный путь!

О да, много прекрасного можно сделать, много злого можно побороть, лишь бы вера была, как источник бодрости!

Эту веру и эту бодрость да хранит и да множит в душе Вашей Бог, вот моя сегодняшняя молитва и те слова, с которыми дерзаю невидимо предстать пред Вами, приветствуя со днем 15 мая. В этом смысле это день увеселения и отрады для всякого любящего Вас бескорыстно!

Ваш старый слуга.

Более чем когда-либо, ссылаясь на Ваши добрые слова перед отъездом, смею умолять Вас о свидании, ибо невтерпеж высказать Вам многое и поделиться с Вами многим, что должно быть Вам сказано, как достойное того и нужное Вам, а потому, если только есть малейшая возможность уделить часок, умоляю, уделите его!

[Дневник 11–15 мая 1887][654]

Сегодня было бурное заседание в Соединенном присутствии департ[амен]тов Госуд[арственного] сов[ета] в честь проекта новых реально-профессиональных училищ, представленного министром нар[одного] просвещ[ения] и написанного во дни оны [И. А.] Вышнеградским. По этому поводу последний сказал сегодня, как мне сообщали, очень хорошую речь. Невзирая на то, что этот проект очень толково составлен, и эти училища – отвечают всеобщей нужде, наши юристы и мудрецы либералы в Госуд[арственном] совете сочли своим священным долгом составить крепко сплоченную оппозицию, весьма напоминающую тех торговцев в Милютиных лавках[655], которые на вопрос: «Апельсины есть у вас?», отвечают: «Апельсинов нет, но лимоны есть». И в самом деле, мин[истр] нар[одного] просв[ещения] представляет проект таких профессиональных школ, в которых в России молодые люди всех сословий могли бы в сравнительно короткий срок получить законченное, применимое на месте образование, а господа члены Госуд[арственного] совета, в ответ на эту общую нужду, сочиняют оппозицию во имя каких-то милютинских старого фасона гимназий[656], так назыв[аемых] общеобразовательных, с правом служить переходною школою для высших учебных заведений. Ясно, что одно – лимон, а другое – апельсин. А что оппозиция эта беспочвенная и дутая, доказательством тому служит, что все министры, у которых есть школы и училища, за проект Делянова – Вышнеградского, а против – лишь теоретики-либералы.

Но Боже праведный, что за размазня, что за безалаберщина в том же М[инистерст]ве народного просвещения по вопросу об университетах и гимназиях… Катков не хочет уменьшения гимназий, Катков не хочет изменения устава университета, а между тем надо что-нибудь же делать с хаосом и сумбуром, царствующими в университетах и в гимназиях. Деляновым играют, как куклою, и велят ему лгать и кривить душою перед Государем – когда нужно доказывать, что гимназии не следует сокращать, что университеты не следует доводить до 700, 800 студентов.

И, увы, чую, что ничего не выйдет, кроме усиления раздражения и в учащейся среде, и в России против этих педагогического мира бесхарактерности, бессердечия и безобразия.

Кому не известно, например, что вся главная, давнишняя суть беспорядков в университетах кроется в профессорах и в ректоре в Петербурге?.. Ведь часть профессоров, – их любой студент назовет по имени, – прямо и не стесняясь проявляет себя политическим врагом правительства, ведь не было дня, чтобы эти мерзавцы не науськивали студентов в какой-либо аудитории к духу вражды против правительства; ведь [И. Е.] Андреевский, ректор университета, это глубоко беспринципный человек, сто раз менявший свои убеждения и всегда для правительства негодный, ненадежный и даже опасный… А между тем, что делает Делянов с своею компаниею к борьбе с этим главным злом? Он оставляет Андреевского во главе университета, а в виде правительственного агента предлагает в попечители округа сумасшедшего [И. П.] Новикова, и Петербургский университет с ватагою в 2500 человек доходит до такого состояния анархии, что в данную минуту никто и уяснить себе не может: с чего начать, что делать. Ряд бестактностей Андреевского скомпрометировал правительство, вооружил студентские массы, усилил дерзость дурных профессоров и затем привел самих Делянова и Кию в вопросу: не закрыть ли университет?