Мертвая земля - К. Дж. Сэнсом

– Я тоже там был и видел все своими глазами! – крикнул один из повстанцев.

Кетт попросил свидетеля назвать свое имя и велел Бараку записать его.

– Я достаточно хорошо знаю закон, чтобы заявить: подобное нападение следует расценивать как попытку убийства, за которую карают виселицей, – произнес Кетт. – Брат Джеральда Болейна, Барнабас, должен быть привлечен к ответу как соучастник. – Роберт вопросительно взглянул на меня; я кивнул. – У вас есть что сказать в свое оправдание? – обратился капитан к братьям.

– Это не уголовный суд, – презрительно пожал плечами Джеральд.

– Нет! – гневно возвысил голос Кетт. – Но свидетельств, которые нам были представлены, вполне достаточно для того, чтобы предъявить вам обвинение.

Джерри метнул взгляд на несчастного Ральфа, и тот испуганно поежился.

– Этот парень всего лишь крепостной, – надменно бросил Джеральд. – Как и его отец. Они – собственность Вайтерингтона, так же как его лошади и овцы.

При этих словах зрители пришли в неистовство, в воздух взметнулись самодельные пики и вилы.

– Я же говорил вам, они оба чокнутые! – прошептал мне на ухо Барак. – Этот придурок добьется того, что их с братом разорвут на части!

И действительно, выкрики «Смерть им!» становились все более настойчивыми.

Однако у близнецов хватало ума понять, что Кетт не позволит убить их в присутствии Кодда и Элдрича. В противном случае городские ворота вновь закроются для повстанцев.

– Слушайте все! – поднявшись, воззвал Кетт. – Да будет вам известно, что уничтожение крепостничества в Норфолке – это первое и самое настоятельное из наших требований. Люди, связанные по рукам и ногам, должны стать свободными!

Слова эти вызвали шквал радостных возгласов. Однако, когда он стих, раздался чей-то голос:

– Этих двух подонков надо вздернуть на виселицу!

– Всему свое время! – ответил Кетт. – Мастер Шардлейк составит обвинительное заключение, и мы передадим его властям – сразу после того, как наши требования будут выполнены.

– Разумеется. Я сделаю это с радостью, – кивнул я, не сводя глаз с близнецов.

Ситуация принимала для братьев серьезный оборот. Вайтерингтон, попытавшись обойти молчанием свое вторжение на земли Болейна, избавил их от серьезного обвинения. Но правда вышла наружу, и на основании свидетельских показаний было доказано: оба виновны в преступлении, которое карается смертной казнью. Однако близнецы по-прежнему сохраняли невозмутимый вид.

– Делайте что хотите, йомен Кетт, – проронил Барнабас. – Нас вернут во дворец графа Суррея или же отправят в Нориджский замок, к нашему обожаемому папочке?

– Вернут на прежнее место, – отрезал Кетт.

– Вас не затруднит доставить туда пару гулящих девок? Из окна мы видим, что в лагере таких предостаточно.

Столь наглая просьба вызвала в толпе новый всплеск негодующих выкриков.

– Уведите их, – приказал Кетт стражникам. – Скажу честно, у меня руки так и чешутся прикончить обоих мерзавцев, – признался он, обращаясь к толпе. – Но не будем опережать события. Придет время, и их вздернут на рыночной площади. Вы записали все показания свидетелей, Джек Барак?

– Да.

Братьев Болейн увели. Кто-то метнул в Барнабаса вилы, которые едва не вонзились ему в спину. Тот ответил на неудачный бросок презрительным хохотом.

– Ну что за канальи? – прошептал Кетт, обращаясь ко мне. – Похоже, это не люди, а дьявольские отродья. Но даже порождения дьявола должны испугаться, если им грозит виселица. А эти, вместо того чтобы защищаться, продолжают оскорблять свою жертву. Думаю, они оба повредились в рассудке!

– Да уж, нормальным людям не понять, что творится у них в голове, – вздохнул я.

Суд продолжался весь день, с единственным коротким перерывом на обед. Он совершенно не походил на торопливые заседания выездного суда; все свидетельские показания внимательно выслушивались и записывались. В большинстве своем обвиняемые приговаривались к тюремному заключению, однако нескольких человек отпустили на свободу. Зрители, утомившись, реагировали на каждый новый приговор все менее бурно. Было уже пять часов, когда мы, рассмотрев дело последнего джентльмена, отправили его в тюрьму. Толпа, встретившая это решение аплодисментами, начала расходиться. Проходя мимо группы молодых людей, окружавших Майкла Воувелла, я слышал, как кто-то из них сказал:

– А все-таки жаль, что пару-тройку мерзавцев не вздернули тут же, на ветвях дуба.

Весь день духота усиливалась, и все обливались потом. Солнце светило сквозь дымку, в точности как перед бурей, разразившейся в прошлом месяце.

– Похоже, собирается гроза, – заметил Уильям Кетт. Повернувшись ко мне, он любезно произнес: – Вы славно поработали, мастер Шардлейк. Теперь мы можем передать властям несколько обвинительных заключений. Пока они будут храниться у меня в церкви Святого Михаила. Я хотел бы, чтобы вы завтра проглядели список требований, которые мы собираемся отправить протектору.

Просьбу свою он сопроводил суровым взглядом, не предполагавшим отрицательного ответа.

– Хорошо, – кивнул я, с содроганием сознавая, что связи мои с повстанцами день ото дня становятся все более крепкими.

– Приходите в церковь Святого Михаила к двум часам, – распорядился Уильям. – И еще раз примите мою благодарность за то, что вы сделали сегодня.

Мы с Бараком вернулись в свою хижину. Соседи наши еще не пришли с работы, и лишь вдова Эверник, сидя на пороге, чинила одежду.

– Как прошел суд? – осведомилась она.

– Превосходно, – ответил Барак. – Джентльмены получили по заслугам, и справедливость восторжествовала.

Старуха, довольно кивнув, заметила:

– Я так понимаю, братцы, что вы сегодня вдоволь насиделись. Не пойти ли вам малость прогуляться? – Она бросила взгляд в сторону хижины. – Ваш долговязый дружок весь день лежит как бревно. Совсем захандрил. Возьмите его проветриться. Видно, парень он неплохой, – добавила она.

– Да, немного пройтись ему не помешает, – улыбнулся я.

Барак сунул голову внутрь:

– Эй, Ник, хватит пролеживать бока. Идем подышим воздухом!

Мы направились на восток, в самый центр лагеря. Скопища деревянных хибарок украшали разноцветные приходские знамена, позволявшие каждому без труда отыскать свое жилище. Казалось, лагерю нет ни конца ни краю; повсюду петляли бесчисленные тропинки, протоптанные множеством ног. Впрочем, холм был так велик, что между хижинами оставалось немало свободных участков, поросших пожелтевшей от зноя травой, где мелькали чертополох и пыльные маки, которые местные жители называли медными розами.

– Удивляюсь, как ты не спекся, провалявшись целый день в хижине, – ухмыльнулся Барак.