Кровавый рассвет - Святослав Купчик

в потолок, ни о чем не думая. Мне было неинтересно думать, Я лежал в обнимку с фантомной девушкой, с которой было спокойно. Я не помню, сколько я пролежал так, но опомнился я уже поздно ночью, услышав снизу, в зале громкой смех и разговоры.

Я встал с кровати, где когда-то видел сны. Надел свой старый белый мундир, в котором когда-то мне было интересно расхаживать, он прекрасно смотрелся на мне. Снял со стены свое пыльное, старое ружье, благодаря которому я постоянно возвращался с охоты с дичью. Взял свой пистолет, с которым было весело играть на дуэлях. Положил его в мундир. Взял остальное оружие. Выпил бокал рома. Осмотрел свою комнату, где когда-то было весело и интересно жить.

И вышел.

Спускаясь по лестнице, я увидел, что все, кому я писал, сидели за большим столом и пили чай. Бурские, Двинские, Вицер, Отец, Михаил. Елизавета была в своем белоснежном наряде, который я видел на ней, во время первого визита в их дом.

– О, Григорий, присоединяйтесь к чаепитию, несмотря на то, что уже поздно, весело вы встречаете гостей! – Крикнул пьяный Двинской.

Я сошел к ним и сел во главе стола, кинув все ружья и пистолеты на стол.

– Какой прекрасный вид, Григорий, вам очень к лицу этот мундир, зачем вам это ружье? – улыбалась Бурская.

– Сейчас я хочу от вас тишины, хочу исповедоваться перед вами. – Сказал я серьезным тоном. – Михаил, садись со всеми.

Михаил улыбнулся и покорно сел.

– Да, пожалуйста, мы выслушаем тебя, Гриша, – ответил за всех отец.

Немного погодя, я встал с ружьем в руках.

– Сейчас, что бы я ни говорил и не делал, вы не должны ругаться и перебивать. Сейчас я серьезен и решителен, как никогда. Все меня слышат? – лица застыли в удивлении, но все молчали.

Исповедь Григория Думова

«Знаете, господа, я не мастер слова, как многие здесь присутствующие, да, сказать обо мне можно много, но хорошего в этом мало.

Приходить в жизни людей и отнимать их время, которого у них и так размером с жизнь. Появляться в жизни человека, останавливаться на середине каната, взбираясь на гору близости. Приносить человеку боль и неудобства, а затем просто исчезать или продолжать мучать его. Убиваться по ночам, вспоминая людей, которым мешал жить, считая, что это норма человеческих отношений. Видимо, так и чувствуют себя убийцы по ночам. Почему я всегда так делаю? Неужели я тот самый лишний человек, не попадающий в слова: “Каждой твари по паре”. Кажется, это не привычка, это в крови моей. Я чувствую, что скоро все закончится, и я был избран для этого. У нас у всех нелегкая судьба.

Мне нравится Елизавета, она молодая, умная и добрая девушка.

Анну я люблю, больше жизни люблю. Она прекрасна, во всем, я восхищаюсь этой девушкой, она – лучшее, что было в моей жизни.

Я знаю Вицера с рождения своего, друг семьи, друг отца моего, всегда поддерживал нас. Княгиня Бурская – статная женщина, сколотившая огромное состояние.

Екатерина Бурская, у нее прекрасные глаза. И еще у нас с ней скоро свадьба.

Михаил, служил мне всю мою жизнь, помогал, учил, благодарен за это.

Отец – мой наставник, мой герой, моя опора. Он всю жизнь терпел мои выходки, благодарен ему за это.

Вижу, что многих из вас уже коробит, но ведь это только начало. Сейчас никто из вас не должен говорить, у меня исповедь. Если кто-то закричит или встанет, или попытается уйти – я лично застрелю его. Убивать мне не впервой.

Я продолжу. Отец, в долгу у Бурской за убийство. Не хочу, чтобы он мучился из-за этой женщины. Не хочу, чтоб страдал из-за потери меня, еще одного дорогого ему человека. Он влюблен в Анну.

Екатерина, не хочу, чтоб из этих прекрасных черных глаз лились слезы по потери матери. Да и свадьба, уже упомянутая мною, она только лишь по расчету.

Вицер, всегда помогал семье, но предал нас, когда моя мать молила его о помощи. Я не хочу, чтоб он корил себя по этому поводу всю свою жизнь.

Елизавета еще не знает, что я сломал ее своими действиями. Кстати, я написал письмо Лизе о том, как встретил ее. Оно лежит на столе в моих покоях. Не стоит его даже открывать. Я не хочу, чтоб она плакала и страдала из-за меня всю жизнь.

Анна. Я люблю ее. Не могу без нее жить, и знаю, что она без меня не сможет.

Двинской, не такой уж и плохой человек, нельзя его одного оставлять на этом свете, он не выдержит и все равно умрет.

Михаил, служил моей семье, без нас ему некуда будет идти.

Господа, видели бы вы свои лица. Не пугайтесь, я всего лишь раскрыл все карты.

Еще одно. Я мечтатель, мне тяжело, когда выдуманный мною мир разбивается о гнилую реальность. Мне все наскучило. Я жил, когда создавал ужасные положения для себя и близких. Чувствовал жизнь только тогда, когда играл со смертью и чувствовал боль. За мной уже давно волочится нечто. Я долго не мог понять, что это за сущность. Сначала это было черное пятно, вводившее меня в ужас. Я терял сознание, мой рассудок был затуманен. Со временем я привык. Черное пятно обрело форму девушки, словно облитой смолой. Меня стало тянуть к ней, ее нежные руки обвивали мою шею, даже сейчас эти прекрасные руки на моих плечах. Я канул в пустоту. Сейчас я осознал, кто она такая. Знакомьтесь, моя спутница – Апатия.

Теперь, когда вы понимаете суть происходящего, я принял решение исправить положение. Я не хочу ваших страданий, и понимаю, что ныне не нужен в прогнившем мире.

Глядите, какой прекрасный алый рассвет – небеса дают мне знак, что пора заканчивать. Прощайте, Господа!»

Прозвучало семь выстрелов.

Крики стихли, гул выстрелов тоже.

Тела Бурских и Двинского лежали у выхода. За столом остались мертвые Михаил, Отец, Вицер и Елизавета.

Григорий держал тело Анны на руках, в последний миг она бросилась в его объятия. Ее глаза потухли, но даже мертвой, она была так прекрасна.

Он нежно поднес ее окровавленное лицо к своим губам и зарыдал, уронив голову ей на грудь.

Через минуту Григорий Думов вынул из мундира свой пистолет и поднял голову, приставив дуло к виску.

Восьмой выстрел.

В обществе долго и бурно обсуждали случившееся в доме Думовых, назвав это событие Кровавым рассветом.