Грань дозволенного - Василий Михайлович Подкованный

ярости, и он, не помня себя, кинулся избивать распластавшегося на земле «Лизанного», втаптывая его в землю.

– Стой! – Со своей сломанной рукой мне было сложно, как присоединиться, так и помешать, а потому моя попытка оттащить Ваньку провалилась. – Убьешь ведь!

И действительно: грязный до неузнаваемости, избитый и, хлюпающий разбитым носом, Лизанный уже совсем перестал сопротивляться, вяло мотая руками. А вошедший в кровавый раж Долофеев продолжал превращать его лицо в бесформенное месиво.

– Вы чо, совсем охренели там?! – Гаркнул со стороны подъезда мужик в рваных трениках. – Эй, алло, шакалы!

– Коль, держи его! – прохрипел я, но этого не понадобилось: Евстафьев уже и так оттаскивал задыхающегося, бьющегося в приступе ярости Ваньку к карусели.

Поначалу рвавшийся к растоптанному врагу, Долофеев как-то резко обмяк. Его искаженное гневом лицо как-то болезненно покривилось, и Ванька всхлипнул: по его щекам градом потекли слёзы.

– Быстро уходим! – оттирая пот со лба, отрезал Евстафьев.

Схватив стонущего Ваньку в охапку, под отборный мат и угрозы, мы поспешили убраться.

***

– Эй, слышь, к тебе разговор.

Я поднял голову: передо мной, переминаясь с ноги на ногу, стоял Чеботарёв.

– Валяй, – Я махнул рукой.

– Не, ты не понял – пойдем выйдем, – пробасил примат. В классе стало тихо, взгляды одноклассников нацелились на меня.

– Так ты прямо тут «говори» – раньше вас это особо не смущало.

– Да я тебя не махаться зову – с тобой Стася побазарить хочет.

Я молча встал, разминая плечи и руки. На вопросительный взгляд Евстафьева я кивнул головой, уверяя, что все в порядке. Бояться, мне, в принципе, было уже нечего – после всего случившегося это было бы, как минимум странно. И тем не менее, Евстафьев поднялся из-за стола, проследовав за мной.

– А ты куда прешь? Не тебя звали! – рявкнул Чеботарёв, надвинувшись на Колю.

– Ко мне не подходи, это раз, – держа оппонента на расстоянии вытянутой руки, спокойно сказал Евстафьев. – Хожу, где хочу – это два.

– Слышь, сейчас я твои хотелки тебе в очко засуну, – Чеботарёв угрожающе навис над Колей.

– Уймись, холуй, – Я отпихнул примата. – Я иду с твоей хозяйкой разговаривать, а не с тобой. А потому веди меня, да поживее, – я обернулся к угрюмо застывшему Евстафьеву. – Будь снаружи – если услышишь неладное, сразу заходи.

Коля кивнул, Чеботарёв угрюмо засопел. До чердака мы добрались довольно быстро – как и уговаривалось, Евстафьев остался снаружи, а я поднялся на прокуренный чердак.

Изрядно поредевшая братва сидела, в подавляющем большинстве, на корточках – в связи с начавшимся ремонтом, чердачное помещение было очищенно от хлама, перенесенного вниз, в подсобку под лестницей. Там же, неподалеку, складывали стройматериалы. Братва, по старой памяти, ходила курить на чердак чисто из лени спускаться вниз.

Стася, Ковалёв и ещё пару человек сидели на стульях, специально приволоченных сюда из кабинета химии.

– Это ведь твоих рук дело? – Выдыхая табачный дым, сразу перешла к делу Стася.

– Да.

– Вот так сразу? – Ковалёв вопросительно изогнул бровь.

– А чего тянуть? – Я развел руками.

– Стоять! – Остановив уже было рванувшихся на меня братков, приказала Стася. Я по-прежнему стоял, не шелохнувшись. – С этим успеется.

– Самойлов сказал, что вас было несколько, – Устраиваясь поудобнее, каштановолосая девушка откинулась на спинку стула. – Даже много.

– Чтобы вас мочить много народу не нужно.

– Ну да, с битой и в темной подворотне… – Даже не повела глазом Стася.

– Есть у кого поучиться, – я сардонически усмехнулся. – Это нужно было сделать ещё очень давно.

– Можно я его сломаю? – Сидящая рядом Алтуфьева вцепилась в спинку стула, сверля меня ненавистным взглядом. Братва согласно загудела: сколько ж можно терпеть этого лоха?

– Ломайте, – Я вновь развел руками. Несмотря на сохраняемое хладнокровие, меня всего трясло изнутри, сердце бешено билось. – Но завтра, а может послезавтра, один или несколько из вас окажется на больничной койке, вслед за Блиновым и остальными. Вы можете изувечить меня, даже забить – я знаю, вам это запросто сойдет с рук – но…

Щёлкнуло лезвие выкидного ножа. До ломоты в пальцах я сжал рукоять вспотевшей ладонью, с затравленной ненавистью глядя на застывшую передо мной свору.

– Одному, а может двоим из вас кишки я выпустить успею.

– Слышь, чёрт, а ты не оборзел ли? – вызверился один из братков, незнакомый вихлястый парень с изъеденным болезнью12 лицом. Впрочем, подойти он не решился. – Ты чо, бессмертный?

– Нет. И ты тоже, – Мой голос был натянут, как струна. – Мне, как и моим товарищам, терять уже нечего. И вы это знаете.

Чердак погрузился в напряженную тишину. На меня смотрели все, я же смотрел только на Стасю.

– Не трогай нас, и мы не тронем тебя.

Все по-прежнему не издавали ни звука, искоса глядя в мою сторону.

– Да ну его нахер, отморозка, – подытожил кто-то сзади, высказывая общее мнение. – Себе дороже о такое говно мараться…

Стася молчала, сверля меня холодным высокомерным взглядом из-под опущенных длинных ресниц. Подмигнув ей, я, никем не остановленный, твёрдо направился к выходу.

И только спустившись с чердака, я обессиленно опустился на ступеньки, судорожно вдыхая и выдыхая полной грудью…

***

Уроки во вторник всегда заканчивались рано, и до вечерней тренировки всегда оставалась пару лишних часов. Стася жила недалеко, но квартира была последним местом, где девушка хотела бы провести это время.

Как правило, она брала в своей любимой кофейне у метро обжигающий «американо», и слушала музыку, меряя шагами улицы. Сегодняшний день не стал исключением – взяв себе кофе и нацепив новенькие беспроводные наушники Стася, пиная окурки и опавшую листву, гуляла по бульвару.

В такие моменты её голова была абсолютно пустой. Но сегодня из головы не шло произошедшее на большой перемене.

Стася раз за разом прокручивала в голове все моменты произошедшего события, вспоминала интонацию, с которой Рокотов говорил, свою собственную реакцию и действия, отчего в душе нарастала злоба.

Не так часто на своём пути Стася встречала тех, кто мог ей противостоять – в основном все прогибались из-за денег и статуса, либо из-за её авторитета и страха перед ней. Девушке поневоле вспомнился придурковатый парень в классе шестом, пытавшийся изъясниться ей в чувствах, а когда был длинно и витиевато уничтожен Стасиным не по возрасту острым языком – обиженный, полез в драку, за что получил циркулем в плечо.

«Он мальчик! – зло чеканила тогда мама, приехавшая забирать Стасю из гимназии. – А на девочку лезет. Вот и получил, и ещё получит!»

А эти двое – Евстафьев и Рокотов – троглодиты-выродки, но Стасе пришлось признать то, что связываться с таким «говном» себе дороже. И те, о