Князь Рысев 4 - Евгений Лисицин

не ему знать, что информация — самый ценный товар?

— О, господина заботиця обо мне. Плиятно. Но пусть господина не волновайса — моя всегда свой путь идти, да? Мы еще встретится — вы деньга собилайте, да?

Ибрагим буркнул ему в ответ что-то нечленораздельное — кажется, пообещал заместо денег хорошего тумака.

Винтовки ему было откровенным образом жаль: наверняка не раз и не два она вытаскивала его из самых тяжелых ситуаций. Ладно, ружье — дело поправимое, как и кортик: были б живы, а деньги на новое найдем.

— Барин, сумка-то тебе начерта? Что ты в нее пихать собрался? — Старик высказывал недовольство в вопросах. Я же дождался, когда мгла этих коридоров поглотит гмура-торговца, еще раз осмотрел приобретение. Если я все правильно понял, то это возможность.

Возможность послать весточку на ту сторону.

— Ибрагим, можешь меня оставить на минутку? По мужским делам надо.

Старик недоуменно, с неохотой кивнул. Явно хотел уж было мне сказать: «Да сцы прямо тут, барин, нешто я что новое увижу?», да не осмелился. Молодец, хвалю…

Остатки свечи старик разломил надвое, сунул мне огарок — гляди-ка, а я до такого вот не додумался.

Свет от магической вещички будто бы поделили на два, но его все еще вполне хватало.

Биска сразу ухватила суть за хвост — остаться-то с ней наедине я хотел только лишь ради разговора.

— Биска, ты ведь знаешь, что тут случилось? Ты можешь сходить к девчонкам?

— Могу, но не пойду. — Словно не было на свете занятия интересней, она принялась рассматривать собственные ногти. Из жаждавшей моего внимания дьяволицы она обратилась в просто дьяволицу…

Я кивнул — вполне ожидаемый ответ с ее стороны.

— А сказать, живы они хотя бы? — Я почуял стыд, в первую очередь за самого себя. Этот вопрос мне следовало задать в первую очередь и еще там, при первой встрече. Пусть Кондратьич хоть обсмотрелся бы в ужасе, как я разговариваю с пустотой, но мне было бы спокойней.

Не было бы. Биска кровожадно ухмыльнулась, сверкнула желтыми очами.

— Кто знает, живчик, кто знает? — Она вильнула мне за спину, словно поток, обняла за плечи. Женственные руки дьяволицы потянулись к моей ширинке. Острый — и на слова, и буквально — язычок коснулся моего уха, оставляя влажный след. — Может быть да, может быть… нет.

— Не искушай судьбу, — потребовал от нее и услышал томный, полный возмущения вздох.

— Не пойми меня неправильно, живчик. Я не могу: ведь это могут рассмотреть как помощь. В особенности после того, как ты это озвучил.

— Ты притащила к нам этого торговца — разве это не помощь?

Держа меня за руку, она выскользнула передо мной вперед, отрицательно покачала головой.

— Какая же это помощь? Я собирала ваши грехи. Твое отчаяние, его жадность. Он лишил вас хорошего оружия, хоть вы и взяли пущую безделицу. Мне поставят пять с плюсом за умение нагадить там, где вы меньше всего ожидаете.

Лгунья из нее была так себе. Может, она и игриво изображала из себя дьявольскую принцессу, но гмура она привела к нам не корысти ради.

Ладно, если говорит, что не может, значит, сумка получает сразу два очка к уровню полезности.

Найдя плоский камень, я расположился поудобней, чуть не сунул в рот кончик карандаша: вовремя опомнился. Биска игривой лаской терлась у меня за спиной, пытаясь выглянуть из-за плеча. Словно заботливой учительницей сейчас будет подсказывать и исправлять.

Только бы, сказал я самому себе, запихивая послание на клоке бумаги, эта сумка и в самом деле работала. Если девчонки живы, если девчонки целы и с ними все хорошо, то…

Из колеи меня выбил отчаянный, едва различимый крик. Рассекая плотную пелену мглы, он врезался мне в уши, заставил подскочить на ноги. Сумку я мигом закинул на плечи, ринулся вперед — Биска осталась мрачно стоять там же, где и была. Куда только делось ее природное любопытство?

Крик разом стих, заглох, оставив после себя хрипящий стон гуляющего по стенам эхо. Надежда разом ушла в пятки, вместе с сердцем.

Учат же нас в фильмах, что разделяться — очень хреновая затея, так ведь нет же, мы…

Додумать я не успел. Свет огарка выхватил впереди раскрытый зев голодной пропасти. Я остановился в последний миг, закрутил руками, ловя пытающееся увильнуть равновесие.

Не прокатило.

Земля под ногами затрещала, отдаваясь в ушах смачным хрустом. Инстинкт самосохранения велел развернуться, в отчаянии бежать прочь, но было слишком поздно.

Почва ушла у меня из-под ног — грудью и подбородком я ударился по ее остаткам. Руки, впиваясь ногтями в твердь, заскользили. Пустота ждала меня с распростертыми объятиями.

Глава 9

Я рухнул вниз, не удержавшись от крика. Отчаянное «А-а-а» полилось из моей глотки потоком.

Падение закончилось быстрее, чем я успел испугаться. Встретившая меня твердь земли одном ударом выбило из меня весь страх и желание кричать — воздуха не хватало.

Интерфейс желал знать, рад ли я новому достижению. Умилялся, паскуда: ну, мол, в этот раз хотя бы ребра целы, ага?

Ага, мать твою, еще как ага…

Словно без сомнительных наград, как без пряника, за столь удачное падение меня наградили аж 25 очками дополнительного здоровья.

Только бы, мелькнула в голове мысль, не разбился графин с сапфировой настойкой. Я вдруг понял, что совершенно не помню, куда его положил.

Вокруг клубилась серая пыль. Она настырно лезла в глаза, забивала собой рот и уши, мешала дышать. Я разразился кашлем и тут же услышал ответный. Кондратьич был не так далеко. Старик не понаслышке знал, что такое удача, и потому уже стоял на ногах. Прикрыв глаза рукавом камзола, второй рукой пытался развеять пыльную тучу — получалось у него так себе.

— Барин? Живой?

Он рухнул передо мной на колени: кажется, про удачу я поспешил. Едва с него слетел первичный шок, как у старика подкосились колени. Изможденное тело несчастного стонало. Да, говорило оно, когда-то мы ходили в атаки, были готовы прыгать грудью на вражеский редут и отчаянно не ведать устали в горячке боя. Но сейчас суставы, артрит, хрупкие кости — сигать в пропасти не лучшая затея.

— Кондратьич, ты как?

Он пытался встать с моей помощью — важно и злобно топорщились усы. Как будто старик обиделся на весь этот подземный мирок за свое падение.

— Где это мы? — Удержаться от вопроса было попросту невозможно. Провалившись в небытие, явно не ожидаешь увидеть вокруг себя величественные руины.

Петербург хранил в себе множество тайн. Пыль медленно, но рассеивалась, уходила прочь. Не помня самого себя, я выудил еще одну свечу — чародейский свет стал ярче, выхватывая из потемок зловещие, женственные очертания статуй.

Кем бы ни были те, кому поклонялись вознесшие эти монументы, но добротой во плоти их назвать было сложно. Лица искажались в жутких, зловещих оскалах. Вместо глаз блестел хрусталь — даже сквозь мглу.

Я закусил язык, пытаясь унять любопытство. Словно забыв про недавнюю боль, оно заставляло коснуться резных колонн.

Почему-то на ум шли немоглики, над которыми я когда-то сам угорал. Скудоумные спешили утвердить, что не мог столь величественный град, как Петербург быть построен людьми, да еще и при царе. Словно им нечем было заняться, они выискивали лазерную резку и плазменную шлифовку везде, где только могли. «Отланты» и инопланетяне, по их словам, были строителями прошлого.

Колонна была резная и шершавая — никакими сверхтехнологиями обработки здесь и не пахло. Ваятели скульптур, конечно, обладали немалым талантом — ну так этого добра еще и в античности было полно.

А вот версия о том, что царь наш Петр город не основывал, а нашел грандиозные заброшенные руины и присвоил, начинала набирать популярность даже в моей голове, минуя всякий скепсис.

Мы стояли в каком-то храме. Туннель поверху, провалившийся пол были всего лишь крышей.

Мраморные девы озлобленными фуриями стояли в нишах, подпирая обрушившийся потолок. Некогда здесь царила стерильная чистота, распевались священные песни, жрец возносил хвалу красоте и мудрости полногрудых богинь. А может, и не возносил, хрен его знает — у меня просто такая картина в голове нарисовалась.

— Мать ч-честная… — Кондратьич тоже не отставал. Взгляд старика взирал на обнаженных каменных дев, перескакивал на каменную кладку.

Не укрылся от его взгляда и стоящий посреди