Искупление - Канаэ Минато

– Моя тетя работает в универмаге и купила мне эту блузку со скидкой для сотрудников. Мама никогда не подарила бы мне такую дорогую вещь. Я всегда донашиваю все за моим братом. Я не жалуюсь, но она часто жалеет вслух, что я не мальчик…

– Моя говорит то же самое. Если б ты была мальчиком!

– Да ты что?! Шутишь! Никто не может сказать такое про тебя!

– Правда! Она много раз мне это говорила, и было видно, что расстраивается. Ненавижу, когда она так говорит!

Эмили сказала это с обидой, и я просто не могла ей поверить. Безусловно, из нее получился бы красивый мальчик, но девочкой она явно была очень хороша.

Конечно, мне было очень приятно, что Эмили говорят то же, что и мне, и она стала как-то ближе. Мне показалось, что я могла бы делиться с ней своим интересом к красивым вещам – и стать ее подругой…

Даже сейчас мне обидно, что этого не случилось.

Продолжая жаловаться на своих мам, мы добрались до ее дома. Вошли в подъезд мимо консьержа и на лифте поднялись на седьмой этаж. Ее квартира находилась в восточной части, в самом конце коридора.

– У нас квартира всего лишь с четырьмя комнатами и совмещенной с кухней гостиной, – сказала Эмили. – Вроде как небольшая.

Я не имела представления о том, что совмещенная гостиная означает огромное помещение, в котором расположены одновременно гостиная, столовая и кухня.

Эмили нажала на звонок, и вышла ее мама. Она была красавицей – тонкая, высокая, с прекрасными большими глазами, как у какой-нибудь актрисы. Я почувствовала, что неправильно называть ее матерью, таким образом как бы объединяя ее с моей – низенькой и коренастой. Я вошла внутрь, ощутив приятную прохладу кондиционера, и ждала, пока Эмили и ее мама принесут волейбольный мяч.

– Спасибо, что дружите с Эмили. Только, мне кажется, жарковато сейчас для волейбола… Играйте здесь, в помещении. У меня есть вкусные пирожные. Пригласите остальных девочек.

Хотя голос был у нее приятный и добрый, я внутренне сжалась и смогла выдавить в ответ только слабую улыбку. Мне кажется, я даже не могла дышать. В этом доме все было явно такое дорогое, что я боялась сделать лишнее движение, чтобы не испортить что-нибудь. Я чувствовала себя не в своей тарелке.

Стоя в дверях, я не могла расслабиться. На шкафчике для обуви стояла ваза, заставляющая вспоминать Версальский дворец, а рядом с входной дверью была большая белая керамическая подставка под зонтики, и ее орнамент напомнил мне храм Парфенон.

Эмили, однако, шла по коридору, подкидывая мяч.

– Обязательно приходи к шести! И осторожно с машинами, – напутствовала мама Эмили, поглаживая дочку по голове.

– Да-да, поняла, – в ответ улыбнулась она.

Я практически не могла вспомнить, когда кто-то из родителей гладил меня по голове, и невольно позавидовала тому, как любят Эмили.

Я и представить не могла, что Эмили с мамой виделись последний раз. И конечно же, мне и в голову не приходило, что всего через несколько часов я снова окажусь здесь, чувствуя себя как на иголках…

Вы просили рассказать о дне убийства. Кажется, я наговорила всего, не вспомнив нужного… Нет, я не уклоняюсь от темы. Просто, как только вспоминаю этот день, голова начинает раскалываться. Поэтому я всячески стараюсь избегать этой темы…

Можно я сразу расскажу, как мы нашли тело?

Хорошо, возможно, я сначала должна еще кое-что добавить. Думаю, мужчина не выбрал меня не потому, что я тяжелая, а потому, что такая, похожая на медведя.

Я думаю… ладно, перехожу к тому, как мы нашли Эмили.

Итак, Маки велела мне бежать к Эмили домой – конечно, не упустив возможность уточнить, что я быстро бегаю. Я честно побежала, причем изо всех сил. Мы вместе с Юкой добежали до задних ворот школы, и наши пути разошлись.

Господи! Это ужасно, ужасно…

Я все время думала о случившемся, но мне не было очень страшно. Думаю, тогда я не осознала масштаб происшедшего. Если б я тогда получше обо всем подумала, я сообразила бы, как правильно сообщить матери Эмили о том, что случилось с ее дочерью. Может быть, сперва я зашла бы домой и отправилась туда вместе с мамой. Взрослые помогли бы мне, объяснили, что не надо сразу говорить слово «умерла».

Но я просто бежала – быстро, как могла.

Я настолько сосредоточилась на этом, что даже не заметила своего брата, пробегая мимо табачного магазина. В доме Эмили я со свистом проскочила мимо того же самого консьержа и прыгнула в лифт. Подбежала к их квартире и стала давить изо всех сил кнопку домофона.

– Что такое? Ты не умеешь себя вести. – С этими словами мать Эмили открыла дверь, потом посмотрела на меня и удивленно произнесла: – Акико?

Я же стояла, еле дыша. На какую-то долю секунды в голове проскочила мысль – на ней очень хорошенький кухонный фартук, – но я тут же заставила себя вернуться в реальность и громко завопила:

– Эмили умерла! Эмили умерла! Эмили умерла!

Разве это не самый ужасный способ сообщить о несчастье? Сперва мама Эмили решила, что это какая-то шутка. Глядя на меня, она слегка вздохнула и, положив руки на бедра, сказала в открытую дверь:

– Эмили, я знаю, что ты там прячешься, кончай дурачиться и выходи! Если только не хочешь остаться без ужина.

Но Эмили не собиралась выходить.

– Эмили!

Снова ее мать позвала ее, но дом был пуст – большинство жильцов уехали на Обон. Не раздалось ни звука.

Мама Эмили несколько секунд – а может, меньше, не знаю – смотрела на меня, не выражая никаких эмоций, а потом спросила охрипшим голосом:

– Где Эмили?

– В школьном бассейне. – Мой голос тоже охрип.

– Почему Эмили?

Меня оглушил ее крик, когда она двумя руками оттолкнула меня в сторону и выбежала из квартиры. Я больно ударилась лицом о стену и упала, почувствовав резкую боль во лбу. В прихожей упал и разбился «Парфенон».

Возможно, из-за того, что я ударилась лицом, у меня пошла кровь из носа… Я была уверена, что у меня треснул череп, поэтому и началось кровотечение. Кровь стекала по подбородку, по шее, причем довольно сильно. Я могу умереть – помогите!.. В этот момент я опустила голову и увидела, что моя новая блузка вся стала темно-красная. Нееееееет! Я почувствовала, что проваливаюсь в глубокую темную дыру. А потом…

– Акико! – громко прокричал кто-то. Меня спас от падения навеки в эту дыру мой брат.

– Кодзи! Кодзи!

Я в слезах крепко обняла его.

Брат шел домой от своего друга в шесть часов, когда уже прозвучали «Зеленые рукава» и мне давно пора было уже находиться дома. Ждали в гости нашего старшего двоюродного брата. И вдруг он увидел, как я на бешеной скорости пронеслась в противоположную от дома сторону. Кодзи отправился за мной, чтобы привести меня обратно. Навстречу ему попалась мать Эмили, которая выскочила из подъезда, растрепанная. Подумав, что наверняка что-то случилось, он поднялся сюда проверить…

Брат взял у консьержа мокрое полотенце и бумажные салфетки – и вытер кровь.

– Я умру? – мрачно спросила я, но Кодзи только улыбнулся.

– Никто не умирает от того, что из носа идет кровь, – сказал он.

– Но у меня очень болит голова.

– Да, ты немного поранила лоб, но крови немного, так что всё в порядке.

В конце концов я смогла встать. Увидев разбитый «Парфенон», Кодзи спросил:

– Что случилось?

– Эмили умерла в бассейне, – ответила я.

Он, конечно, испытал шок, но сказал:

– Пошли домой, – и нежно взял меня за руку.

Когда мы спускались по склону, я обратила внимание на то, что небо стало багрового цвета.

* * *

Мой порез? Видите, и шрама не осталось. Брат протер мою ранку антисептиком и заклеил пластырем, вот и всё.

Мы вошли в дом, мама увидела меня всю в крови и закричала в ужасе, но, когда я рассказала ей все, что случилось, она заявила:

– Я иду в школу, – и убежала, оставив меня дома. Мама сразу впадает в панику. Об этом я узнала позднее. А тогда, хотя я стояла перед ней, она была уверена, что это меня убили в бассейне.

Несмотря на боль, порез мой оказался неглубоким, кровь остановилась, и я не пошла к врачу.

Однако с тех пор, когда идет дождь, или очень влажно, или я просто вспоминаю это убийство, лоб начинает ныть и постепенно охватывается сильной головной болью. Сегодня дождливо; кроме того, я очень долго уже говорю об убийстве –