Фея придёт под новый год - Ната Лакомка

— Прошу прощения, — возразила я, повышая голос, потому что дама пустилась перечислять новые метафоры, описывающие мою греховность, — но все блюда, которые были поданы сегодня вечером — постные.

— Что?! — взвизгнула госпожа Бонита.

Краем глаза я заметила, как в комнату заглянула Джоджо, но сразу же исчезла — быстро и бесшумно, словно призрак.

— Все блюда были постными, — повторила я, сделав в сторону хозяйки полупоклон. — Рождественский пост — он не строгий, поэтому рыба разрешается.

— Рыба! — она уже знакомым мне жестом захлопнула книгу. — Потрудитесь объяснить, с каких пор молоко и яйца стали разрешены даже в нестрогий пост?!

— Там не было ни молока, ни яиц.

— Вы намекаете, что я сошла с ума?!

— Никоим образом, госпожа, — я улыбнулась ей, и эта улыбка окончательно добила хозяйку, заставив потерять дар речи. Воспользовавшись этим, я продолжала: — Если вас смущает рыбный суп, то я не добавляла туда молока. Вернее, не добавляла коровьего молока, а только ореховое. Меренги сделаны из гороховой воды, и для них так же не использовались животные продукты. Прошу прощения, госпожа, но я не нашла в вашей кухне ни молока, ни яиц, ни…

— Полагаю, вопрос по ужину исчерпан? — услышала я знакомый рокочущий голос, который звучал сейчас холодно и недовольно.

От неожиданности я ахнула, потому что не знала, что в полутемной комнате, пропахшей рыбьим жиром, находится ещё кто-то кроме нас.

Но… находился. И я сразу поняла — кто именно. Господин Тодеу де Синд. Аристократ, контрабандист и лев в одном лице.

Он стоял у окна, скрестив руки на груди, и наблюдал за нами — за мной и за своей сестрой.

Я настолько не ожидала увидеть хозяина дома, что растерялась и замолчала, а госпожа Бонита, наоборот, обрела голос.

— Никогда не слышала такого бреда, — заявила она сердито. — Как меренги могут быть приготовлены…

— Как она могла приготовить меренги из яиц, если их не было? — господин Тодеу говорил негромко, но его рокочущий голос, казалось, заполнял всю комнату до самого потолка. — Яиц и молока не было в вашем списке, дорогая Бонита.

— Меренги вполне можно приготовить из гороховой воды, — сказала я, немного придя в себя. — Вы просто взбиваете её, добавляете сахар и… и выпекаете, как обычно.

«Дорогая» Бонита поняла, что эту битву она проиграла, но сдаваться не собиралась.

— Хорошо, пусть вы соблюли все правила, — согласилась она, — но кто позволил вам вносить изменения в меню? Такая расточительность…

— Прошу прощения, — я уже полностью оправилась и снова готова была выступить собственным адвокатом, — но если посчитать сумму, то суп из рыбных хвостов и орехового молока обошелся дешевле, чем похлебка из гороха или рагу из овощей. В начале зимы овощи начинают дорожать, а рыба — она всегда доступна. Тем более, использовались самые дешевые её части — хвосты и головы. В целом, за этот вечер я сэкономила для вас около двух серебряных монет. Могу посчитать точнее, если это так важно, госпожа, — я спохватилась и добавила, сделав книксен в сторону хозяина дома: — господин…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Вы ещё и считать умеете, милочка? — осведомилась госпожа Бонита с оскорбительным высокомерием.

— Немного, — ответила я сдержанно. — Этому меня обучили в монастыре. Читать я тоже могу.

— И всё равно я вами недовольна, — упрямилась хозяйка. — Сейчас пост, и надо быть особенно скромным в еде, а вы устроили сегодня настоящую оргию! Мне сообщили, что дети съели всё! Объедаться — тоже грех.

— Я готовила в обычном котле, госпожа, — сказала я, чувствуя, как взгляд Тодеу де Синда скользит по моему лицу — медленно, ощущаясь почти физически, и это заставляло нервничать, хотя я и пыталась сохранять самообладание. — Было приготовлено не больше, чем обычно, смею заметить. Простите ещё раз, но мне не понятно, зачем кормить детей пищей, которая им не нравится. Приятная душе пища позволит нам быть здоровыми и радостными в предвкушении Рождества.

— Пост — это не веселье, — наставительно сказала госпожа Бонита. — Пост — это покаяние.

— Но не уныние, — возразила я, бросив взгляд искоса на господина де Синда, который словно бы устранился от женского разговора, но смотрел очень внимательно. — Поститься можно и нужно, но только не с трудом, а с удовольствием. Потому что, очищая душу через воздержание тела, мы не умерщвляем ее, а возрождаем для светлого праздника. Что может быть радостнее?

— Говорите-то вы красиво! — взорвалась госпожа Бонита, окончательно потеряв терпение. Она прихлопнула книгой по столешнице и энергично ударила ладонью по подлокотнику кресла. — Вы нам не подходите, Лилибет. Так и передайте матери настоятельнице.

Я собиралась возразить, но тут заговорил де Синд.

— Довольно, Бонита, — сказал он, и мы замолчали, уставившись на него в ожидании окончательно вердикта.

Хозяин дома сделал шаг вперёд, очутившись в кругу света, и заложил руки за спину с таким же упрямым видом, как и Черити.

— Прислугу в этот дом я набираю сам, — сказал он, обращаясь к сестре, и та сразу сникла. — А вы… барышня Элизабет Белл, — он сделал паузу, прежде чем назвать меня по имени, — отправляйтесь в свою комнату и подождите немного. Я только что приехал и хочу поговорить с родными без посторонних.

Только что приехал… Что ж, у главы дома были свои причины лгать насчет своего отсутствия, это я понимала. Но зачем прогонять меня, когда решается моя судьба — остаться или уехать?

Тем не менее, я с достоинством поклонилась и ушла, тут же за порогом столкнувшись с Джоджо, которая виновато отвела глаза.

— Буду в своей комнате, — сказала я.

— Тодо, ты должен… — донеслось из комнаты, но я не стала слушать, что там станет требовать госпожа Бонита.

И так ясно, что она мечтала избавиться от меня. Хотя не ясно — почему. Неужели ей так хотелось, чтобы родные племянники ложились спать полуголодными?

Почти бегом спустившись по ступеням, я села на кровать в своей спальне, раздумывая — надо ли мне прямо сейчас собирать дорожный чемоданчик. Рыжая кошка, которую я до поры спрятала в комнате, выбралась из-под кровати и запросилась ко мне на руки. Я посадила ее на колени и погладила.