Гагаи том 2 - Александр Кузьмич Чепижный

прекратился, как и начался. Установившаяся тишина все еще отзывалась в ушах Анатолия стоном рвущегося металла.

Митрич приподнялся, выглянул из окопа. Над береговым склоном висела почти непроницаемая пелена. Солдаты привычно откликались на перекличку: «Я!.. Я!.. Я!..» Взводные докладывали командирам рот. И далее, до командующего фронтом, шло сообщение о том, что подвергшаяся массированному артиллерийскому обстрелу противника воинская часть не понесла потерь и полностью сохранила боеспособность.

— Так-то, сынок, — между тем заключил Митрич. — В воинском деле без хитрости никак не обойтись. Сдается мне, не напрасно наши молчали.

Митрич и не подозревал, как близок к истине в своих рассуждениях. Просто бывалый, многоопытный солдат всякого повидал на войне и знал, что каждое действие командования, каждый приказ имеет свой смысл.

Батальон и в самом деле занимал в планах командования особое место. Здесь намечался бросок через Днепр, имитирующий главный удар. На многокилометровом фронте, вытянувшемся вдоль водного рубежа, создавались и другие штурмовые подразделения, которые должны были сбить противника с толку, отвлечь его силы от действительного направления, находящегося за много километров севернее. Оттуда должны были ринуться советские войска в обход Киева. Таков был особо засекреченный тактический рисунок операции по освобождению столицы Украины...

Солдаты уже не спеша поправляли окопы, выдалбливали в них ниши, чтобы сложить боеприпасы, немудреные фронтовые пожитки — Создавая какой ни есть уют; рыли хода сообщения, сооружали наблюдательные пункты. Устраивались домовито, хотя собственный опыт и подсказывал, какими недолговечными могут оказаться их позиции, особенно теперь, когда армии перешли в наступление. Но уж таков закон войны: зарывайся в землю живым, чтобы не лечь в нее мертвым. И они зарывались, устраивали свой зыбкий быт, зная, что по сигналу к атаке все это оставят позади себя. Они жили своими солдатскими заботами. А в это время в штабе командующего фронтом уточнялись последние детали предстоящей операции. А в это время мобильные экипажи эрэсов то в одном, то в другом месте обрушивали на врага свои смертоносные залпы. А в это время совсем не там, где шла подготовка к форсированию Днепра, обстреливала противоположный берег тяжелая артиллерия. И в то же самое время к тылам решающего участка скрытно подтягивались основные силы огневой поддержки, получали задания командиры саперных, артиллерийских, танковых, авиационных частей.

* * *

Гитлеровская пропаганда трубила о неприступности новых немецких позиций, о несокрушимости «Днепровского вала». Что ж, с точки зрения военного искусства, бытующих представлений о фортификационных сооружениях эти утверждения были не лишены основания. Глубокоэшелонированный укрепленный район, подготовленный заблаговременно, до предела насыщенный огневыми средствами, с минированными подходами, противотанковыми рвами и надолбами в сочетании с естественной преградой, каковой являлись широкая, могучая река и по преимуществу крутой береговой склон, представлял собой грозную твердыню. «Днепровский вал» несомненно был крепким орешком. И вот к его штурму готовилась Советская Армия.

Минувшей ночью батальон полностью снабдили боезапасом. Интенданты обеспечили бойцов усиленным сухим пайком. Наступившее утро ничем не выдало ночных приготовлений. И еще один день провел батальон на виду у врагов. Теперь к обусловленному времени под покровом темноты должны подойти плавсредства, и тогда...

О чем они думали в ночь перед штурмом: и угрюмый донской казак Митрич, по примеру своих пращуров надевший перед боем чистое белье, и бесшабашный балагур, заводила русак Николай Неустроев, и украинец Ивась Рябошапка — невозмутимый кароокий красавец, и сухонький подвижный узбек Рашид Юсупов, и не знающий родства бывший беспризорник Кирюшка Беспрозванный, и алеевский гагай Илларион Чухно, и другие затаившиеся в своих окопах бойцы? Какие им виделись сны? Что сулили?..

Анатолий Полянский подхватился от грохота, разорвавшего предрассветную тишину. Спросонья, еще ничего не понимая, схватил автомат, высунулся из окопа.

— В добрый час, сынок! — крикнул ему Митрич, выбираясь из укрытия, — Началось!

На укрепления гитлеровцев обрушился шквал металла. Канонада тяжелых орудий слилась в рокочущий неумолчный гул. Грозными подголосками в него вплелись залпы катюш». Их огненные Трассы устремлялись все туда же на оборонительные рубежи врага, вздымая пламя и дым

— Повзводно к переправе! — послышалась команда.

— К пере-праве! К пе-ре-праве! К пе-ре-пра-ве! — понеслось по цепи, еле пробиваясь сквозь пушечный рев.

Светало. Над водой заклубилась белесая дымка, поплыла вниз по течению. Десантники налегли на весла. А вверху все так же гудела, клокотала, выла разбушевавшаяся смертоносная вьюга — это работали артиллеристы, расчищая десанту путь, прикрывая его своим огнем.

Впереди идущие баркасы достигли середины реки, когда ударила вражеская артиллерия, сосредоточенная на соседних участках. Ударила по десанту. Снаряды вспороли гладь реки, вздымая столбы воды, опрокидывая, разнося в щепы утлые суденышки. Но остававшиеся в живых десантники упорно продвигались вперед. На помощь им уже спешили штурмовики. Звено за звеном поднимались ИЛы с фронтовых аэродромов громить демаскировавшие себя огневые точки гитлеровцев.

Десант приближался к берегу. Артиллерия прикрытия перенесла огонь в глубину фашистской обороны. Первые баркасы врезались в прибрежный песок, бойцы бросились вперед. Тотчас ударили уцелевшие вражеские пулеметы: они нанесли атакующим значительный урон, но не смогли их остановить. Короткими перебежками штурмующие группы подбирались к вражеским траншеям. Расширяя плацдарм, с флангов двинулись остальные выбросившиеся на берег десантники. В бой вступили минометные расчеты.           *

Анатолий Полянский не отрывался от Митрича. Почти рядом упали они возле отставшего от своей цепи Иллариона Чухно. Лежа на боку, он торопливо окапывался.

— Загораешь, землячок? — зло выдохнул Анатолий и клюнул носом: над головами у них просвистели пули. Тут же скосился на Чухно, увидел его наполненные ужасом глаза. Снова припал лицом к высохшим травам — впереди разорвалась мина. Такой же взрыв раздался сзади.

— Вилка, — подхватываясь, прохрипел Митрич. — Давай двигать, сынок.

— Бежим, Чухно! — крикнул Анатолий.

И они с Митричем рванули вперед. Отбежав, Анатолий оглянулся. Илларион лежал на спине и уже безбоязненно смотрел в утреннее, по-осеннему стылое небо. Мертвый трус ничем не отличался от настоящих храбрецов, павших смертью героев, и там, и там вон усеявших прибрежную полосу. Над этим поразившим его своею несправедливостью превращением потом не раз будет задумываться Анатолий. А теперь он торопился, чтобы не отстать от товарищей. На его глазах упал комбат, все еще устремляясь вперед и теряя силы. К нему поспешила медсестра — маленькая, юркая дивчина. Атакующих повел командир первой роты. Анатолий видел: поднялся во весь рост, взмахнул пистолетом. «Бей, ребята, в три господа их душу ма-а-а!..» «А-а-а!» — отозвалось многоголосо, грозно. И уже никакой огонь не мог прижать их к земле. Разные, не похожие друг на друга, бежали они в едином неукротимом порыве, стреляя на ходу, забрасывая врага гранатами. Бежал и Анатолий, невольно подчиняясь этому необратимому движению, уже не принадлежа себе,