Война и мир. Том 1-2 - Лев Толстой

— Я не спорю, но нельзя отрицать, чтопридворное преимущество достигло той же цели, — сказал князь Андрей: — всякийпридворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.

— Но вы им не хотели воспользоваться, князь, —сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседникаспор, желает прекратить любезностью. — Ежели вы мне сделаете честь пожаловатько мне в среду, — прибавил он, — то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то,что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнеепобеседовать с вами. — Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [нафранцузский манер, ] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.

Первое время своего пребыванья в Петербурге,князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в егоуединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которыеохватили его в Петербурге.

С вечера, возвращаясь домой, он в памятнойкнижке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez-vous [свиданий] вназначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспетьво время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни очем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то,что он успел прежде обдумать в деревне.

Он иногда замечал с неудовольствием, что емуслучалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Ноон был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего недумал.

Сперанский, как в первое свидание с ним уКочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, принявБолконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление накнязя Андрея.

Князь Андрей такое огромное количество людейсчитал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другомживой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил,что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельногочеловека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князьАндрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бынашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странныйдля него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понималего. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея,или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал передкнязем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андреютой тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливомпризнавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способнымпонимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.

Во время длинного их разговора в середувечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит изобщего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волкибыли сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с такимвыраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы».

Этот первый, длинный разговор с Сперанскимтолько усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидалСперанского. Он видел в нем разумного, строго-мыслящего, огромного умачеловека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только дляблага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумнообъясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, чторазумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам такхотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, чтокнязь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, тотолько потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчинятьсямнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князяАндрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взглядСперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князьАндрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальныйвзгляд и нежная рука эта почему-то раздражали князя Андрея. Неприятно поражалокнязя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал вСперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил вподтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключаясравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного кдругому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей,то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становилсястрого логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнееорудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос наметафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и,вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.

Вообще главная черта ума Сперанского,поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера в силу изаконность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла притти в голову таобыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя всё-таки выразить всего того,что думаешь, и никогда не приходило сомнение в том, что не вздор ли всё то, чтоя думаю и всё то, во что я верю? И этот-то особенный склад ума Сперанскогоболее всего привлекал к себе князя Андрея.

Первое время своего знакомства с Сперанскимкнязь Андрей питал к нему страстное чувство восхищения, похожее на то, котороеон когда-то испытывал к Бонапарте. То обстоятельство, что Сперанский был сынсвященника, которого можно было глупым людям, как это и делали многие, пошлопрезирать в качестве кутейника и поповича, заставляло князя Андрея особеннобережно обходиться с своим чувством к Сперанскому, и бессознательно усиливатьего в самом себе.

В тот первый вечер, который Болконский провелу него, разговорившись о комиссии составления законов, Сперанский с ирониейрассказывал князю Андрею о том, что комиссия законов существует 150 лет, стоитмиллионы и ничего не сделала, что Розенкампф наклеил ярлычки на все статьисравнительного законодательства. — И вот и всё, за что государство заплатиломиллионы! — сказал он.

— Мы хотим дать новую судебную власть Сенату,а у нас нет законов. Поэтому-то таким людям, как вы, князь, грех не служитьтеперь.

Князь Андрей сказал, что для этого нужноюридическое образование, которого он не имеет.

— Да его никто не имеет, так что же вы хотите?Это circulus viciosus, [заколдованный круг, ] из которого надо выйти усилием.