Рим. Цена величия - Юлия Голубева

Паутина заговора Макрона и Друзиллы незаметно начала опутывать императора. Донос составила Друзилла и, конечно же, постаралась присутствовать при его получении. Именно ее коварному совету внял Гай, развеяв клочки доноса прилюдно на форуме. И сразу после этого события с легкой руки Юлия Лупа среди преторианцев поползли упорные слухи о роспуске лагеря. Луп клялся, что их за ненадобностью собираются расформировать по легионам на границах и оставить лишь две когорты во главе с Хереей для охраны дворца. Ведь император так любим римлянами, что ему нечего бояться заговоров и покушений, и не тому ли свидетельством стал отвергнутый и разорванный донос. Лишь из-за возражений Макрона Калигула пока колеблется и медлит. Но префект претория, и все это знают, уже не указ молодому императору, которым управляет жена. Эти слухи обрастали подробностями, и лагерь с каждым днем все более напоминал растревоженный улей.

Сады Саллюстия, несмотря на теплую погоду, были безлюдны. Утренним гуляниям римляне единодушно предпочли Римские игры. Но Друзилла знала, кого в этот час она сможет застать под сенью кипарисов.

Завернувшись в белоснежную паллу и изобразив грусть на красивом личике, она неторопливо шла вдоль пруда. Ручные лебеди плыли за ней, надеясь получить хлебных крошек, но молодая женщина совсем не обращала внимания на столь прекрасное сопровождение. Неожиданно впереди послышались мужские голоса; говоривших скрывали ветви огромной ивы, склонившиеся к самой воде. Друзилла остановилась и вслушалась, затем решительно отвела в сторону ветви и притворно вскрикнула:

– Ой, кажется, моя любимая скамья уже занята!

Марк Юний Силан поспешно поднялся и потянул за рукав своего воспитанника, давая тому знак, что нужно поклониться матроне.

– Приветствую тебя, госпожа Друзилла!

– Приветствую, сенатор Юний Силан, – ответила она. – Хотела погрустить в одиночестве и вдруг встретила тебя и сына моего брата.

Она заметила, как при этих словах лицо Силана потемнело от негодования.

– Но что привело вас сюда, если все римляне сейчас наслаждаются кулачными боями в Большом цирке? Говорят, сегодня там состоятся гладиаторские бои.

– Юноше не пристало проводить свое время за подобными увеселениями, если он готовится принять на себя в будущем большую ответственность. Мы как раз говорили о Тарквинии Гордом, чьи пороки едва не сгубили Рим. Мы не хотели доставить госпоже неудовольствие, заняв ее любимое место, и перейдем на другую скамью. К тому же лебеди так и жаждут подаяния из прекрасных ручек.

Друзилла изобразила на лице умиление:

– О, не стоит ради меня прерывать урока. К тому же мой брат распорядился отменить занятия в школах ради Римских игр. У тебя с ним, Силан, разные взгляды на воспитание римской молодежи.

Лицо сенатора еще более потемнело. Гемелл же разочарованно вздохнул. На его туповатом прыщавом личике было написано откровенное желание прямо сейчас ринуться в Большой цирк. Друзилла понимающе улыбнулась ему и сочла нужным высказать свое мнение, втайне разделяемое и Гемеллом, что не лучше ли им сходить на состязания атлетов, ведь воспитанию тела уделяется тоже много времени в школах. Но недовольный Силан поспешил сменить тему разговора.

– Как здоровье моей дочери? – спросил он.

Друзилла в притворном ужасе закатила глаза:

– Бедная Юния! Она так страдает! Она тяжело переносит беременность, и Харикл запретил ей вставать с кровати.

– О боги! И я, отец, узнаю об этом последним! – взволнованно вскричал Силан. – Она совсем не дает о себе знать.

– Как? – изумилась Друзилла. – Разве достопочтимому сенатору неизвестно, что Гай запретил ей встречаться с тобой? Бедняжка очень страдает, всеми забытая.

– Как запретил? – удивленно спросил Силан.

– Гай зол на тебя за то, что ты стал воспитателем его приемного сына. И своей жене из вредности запретил даже писать тебе. Она, несчастная, даже повидаться не может с отцом, хотя так скучает. Попробуй пробиться в ее покои. Тебя не пустят преторианцы!

– А почему ты сказала, что моя дочь всеми забыта?

– А кому нужна она, больная и слабая? – пожав плечами, ответила Друзилла. – Калигула если не в сенате, то на бегах в Большом цирке. Или пьянствует со своими друзьями. Ему есть чем заняться, помимо присмотра за больной. Супружеская близость им противопоказана, поэтому ночи он проводит в лупанарах, а не в постели с женой.

Силан побледнел:

– Я же предупреждал ее, что из этого брака не выйдет ничего хорошего. Но она не желала слушать. «Он так любит меня, мой милый Сапожок!» Глупая девочка! Неужели она считала его лживые слова искренними? Мне жаль ее! Но чем я теперь смогу помочь ей?

Друзилла опять пожала плечами, втайне радуясь, что разбередила старые раны в душе Силана. Скоро, совсем скоро он станет послушной игрушкой в их руках.

– Я не советчица тебе, Марк Юний. Сказала, что знала. А теперь давайте прощаться, мне пора идти. Скоро начнется прием у императора, а затем мы отправимся смотреть на игру Мнестера и Аппелеса в новой пьесе. Гай дал много денег театру Марцелла на новые декорации и костюмы для своих любимцев. Бедная Клавдилла! Она за много месяцев даже цветочка не получила от супруга! А какой он подарил Евтиху новый дворец! Какие золотые ясли выстроены для Инцитата! Коня кормят отборным ячменем и поят теплым пивом.

– Прощай, Друзилла! – прервал ее излияния Силан. – У меня нет сил слушать тебя.

Он увлек за собой Гемелла, внимавшего ей с открытым ртом, и Друзилла осталась у пруда одна. Со злобным торжеством она смотрела, как удаляется сенатор, прижавший ладони к мокрым щекам.

– Ах, моя бедная дочка! Любимый муж позабыл о тебе! – передразнила она старика и весело рассмеялась.

План развивался весьма успешно.

На сентябрьские иды ей объявили приговор. Скорый суд, обвинение и… приговор. Ей оказали милость. Да, так судьи и сказали. Милость! Ее не удавят в тюрьме и не бросят на Гемонии. Ей дадут сыграть роль, почетную роль Европы, похищаемой быком-Зевсом на глазах у тысяч зрителей. Об этой чести у судей просил ее обвинитель.

Домиций Афр. Она выплюнула это имя, как ядовитую горечь. Лучше ей быть удушенной, чем безжалостно растерзанной свирепым быком на потеху алчным до крови римлянам. Агриппинилла придет посмотреть на ее казнь, и, наверное, Агенобарб. Пираллида успеет послать им свое проклятие. Она должна успеть.

Губы ее зашевелились, повторяя страшные слова. Она должна успеть!

Вчера ее даже переселили в отдельную камеру, дали воды для умывания, расческу и чистую тунику. Она должна вернуть часть своей красоты, чтобы стать достойной роли Европы. Ее привяжут к рогам бешеного быка, и он протащит ее по арене, окропив кровью желтый песок. Пираллида всхлипнула и сжала в руках гребень. А что, если? Но тупые короткие зубья лишь царапнули кожу на запястье. Тюремщики знали, на что способны приговоренные к подобным мукам, и не могли рисковать.