Ничего святого - Степан Алексеевич Суздальцев

после урока стрелу забью, чтобы не вырубался на уроках английского языка.

Я принял вызов, и после урока мы вышли из школы «на стрелку».

С нами было несколько ребят, в том числе Филипп, Яша Алфеев и Петя Рыбаков. Они словно стервятники окружили нас, жаждя кровавого зрелища. В тот момент Серёжа уже успокоился, да и мне как-то не хотелось начинать драку. Около пяти минут мы стояли в боевой стойке друг против друга, но бой так и не начинался: никому не хотелось ударить первым. В какой-то момент ребята потеряли терпение: Петя Рыбаков, стоявший за спиной у Серёжи, толкнул его на меня. Я оттолкнул от себя противника, но он меня не ударил. Тогда Петя ещё раз толкнул Серёжу. Тот обернулся, и Петя ударил его. Драка длилась недолго: через пару минут, Серёжа вытирал кровь под носом, Петя выкрикивал оскорбления, а я взял куртку и пошёл домой.

Через пару недель учёба закончилась, и начались летние каникулы. После них Серёжку Зеведеева я так и не увидел, поскольку его мама всё-таки вышла из больницы, и он снова вернулся на Петровско-Разумовскую.

Всякий раз, когда я встречал Зинаиду Петровну, соседку с 21 этажа, она обдавала меня очень резким ароматом духов: судя по всему, эти духи продавались в продуктовом магазине и купить их могли только взрослые. Стеклянный взгляд на её опухшем лице чаще всего выражал отсутствие, и я не помню ни разу, чтобы она сказала мне: «Добрый день!»

Года через три после того, как мы познакомились с Катей и Колей, соседями с двадцать первого этажа, они развелись. Иногда говорят: если хочешь узнать, как будет выглядеть твоя жена через двадцать лет, посмотри на её мать. Зинаида Петровна выглядела лет на семьдесят, и я совершенно не мог представить, как такая стройная и симпатичная девушка, какой была Катя, когда-нибудь сможет принять подобную биологическую оболочку.

Но мир чудесен своей непредсказуемостью: вскоре после того, как Коля уехал, с Катей начали происходить метаморфозы. Сначала она начала пользоваться теми же духами, что и Зинаида Петровна, потом выражение её лица начало становиться всё более отстранённым. Иногда мама отправляла меня погулять с Егором, и во дворе я встречал Катю. В её остекленевших глазах сложно было различить какие бы то ни было эмоции. Более всего в облике Кати мне нравились её резко очерченные скулы, которые придавали ей озорную изюминку, но через три месяца после отъезда Коли, лицо соседки сгладилось, приобретя более сферическую форму.

Не могу сказать, что она долго переживала развод: вскоре после развода с Колей к нам в подъезд стали ходить большие и шумные компании, все знали, что это друзья Кати, но никто ничего не говорил: после того инцидента с консьержем, витрину, где он сидел, забили фанерой, а жильцы подъезда не хотели связываться с её друзьями.

Несмотря на то, что между нами и Катей был целый этаж, я нередко слышал, как у неё в квартире происходит веселье, которое обычно сопровождалось обильным количеством мата и пением караоке, что весьма затрудняло сон, даже если было три часа ночи. Это будило не только меня, но и Егора. Игорь несколько раз ходил к ним разбираться. Мне всякий раз было за него страшно: он шёл туда совершенно один и требовал, чтобы они сделали потише, но, как ни странно, после этого обычно действительно крики переставали быть такими пронзительными.

Когда я учился в седьмом классе, дядя Гриша привёз мне из Рима сувенир: полистоунового ангела на деревянной дощечке, размером с ладонь. Но дощечке была крохотная табличка «Basilio»[3].

Мне очень хотелось, чтобы мою комнату выделяло что-то особенное. Потому, получив предварительное разрешение у мамы, я вбил на двери в свою комнату с внешней стороны аккуратный гвоздик и повесил на него эту табличку. Так я обозначил своё присутствие в доме.

Я помню, одной зимой были ужасные крещенские морозы. Я надевал кальсоны (ужасно стыдно было в этом признаваться одноклассникам, но я носил подштанники), сверху надевал утеплённые штаны, рубашку, свитер, длинную куртку, шарф, шапку, и всё равно, когда я доходил 400 метров до школы, я успевал ужасно замёрзнуть. Как-то я вышел из дома, а на крыльце, у входа в подъезд, обхватив себя руками, словно обнимая последнего близкого человека, сидел бомж. Мне не хотелось, чтобы он шёл к нам в подъезд, поэтому я не стал ждать, пока он поднимется, и быстро зашагал в школу. Но там оказалось, что занятия отменили из-за морозов.

На обратном пути дрожащими от холода руками я приложил ключ к домофону, но он не открывался, – было слишком холодно. Я попытался набрать номер квартиры на домофоне, но тот выдавал ошибку. Тогда я прислонился к нему лицом и стал дышать на него, время от времени прикладывая ключ, пока домофон наконец не сработал.

Бомж сидел на своём прежнем месте, всё так же обхватив себя руками.

Я думал, он войдёт, но он даже не шелохнулся. Я уже хотел предложить ему войти, но в последний момент передумал.

Вечером мама спросила меня, как дела в школе.

– Никак, занятия отменили, – сказал я.

– Из-за холода?

– Да.

– Неудивительно. Представляешь, сегодня у нашего подъезда бомж замёрз насмерть.

В свой четырнадцатилетний день рождения я вышел из своей комнаты и обнаружил возле двери несколько коробок: судя по рисункам на них, внутри были системный блок, монитор, колонки, мышка и клавиатура.

Разумеется, я понимал, что это означает, однако вместе с тем мне не хотелось брать то, что мне не принадлежит. Я понимал, что, если я не поблагодарю за подарок, он может в скором времени исчезнуть, но, в конце концов, это же был мой день рождения.

Мне исполнялось четырнадцать – особый возраст, когда я становился полуправным гражданином России: это значило, что меня можно было посадить в тюрьму, но я ещё не имел права голосовать на выборах, пить алкоголь и курить сигареты. Я очень ждал этого дня и очень хотел, чтобы этот день особо отметили мама и Игорь, но, когда я проснулся, мамы уже не было дома, и Игорь был чем-то занят у себя в кабинете.

Я прошёл мимо коробок, стоявших возле дверей в мою комнату, принял душ и сел завтракать.

Игорь прошёл из кабинета в спальню.

Позавтракав, я вернулся обратно к себе.

Ничего не происходило.

Где-то через сорок минут Игорь вышел из спальни и, направляясь мимо моей комнаты в сторону прихожей, крикнул:

– Тебе что, особое приглашение нужно?

Я вышел из комнаты. Отчим надевал ботинки.

– Доброе утро, – поздоровался я.

– Что, так и будут коробки в коридоре стоять? – отозвался Игорь.

– Это мне?

– Ну а кому?

– Спасибо! – поблагодарил я.

Мне было очень приятно, что всё-таки наконец-то моя мечта сбылась. Мне подарили компьютер!

Я столько лет об этом мечтал, и вот наконец это произошло.

Конечно, я бы хотел, чтобы Игорь поздравил меня с днём рождения, но я понимал, что он торопится, и ему не до этого. Да и какая разница, – ведь он подарил мне такую вещь!

Я сердечно поблагодарил отчима, и он закрыл за собой дверь.

Процесс установки оборудования занял у меня около сорока минут.

Весь свой четырнадцатый день рождения я провёл, играя в «Героев меча и магии».

Вечером приехала мама и привезла торт со свечками. Я не знал, что мне загадать, – в конце концов, у меня всё уже было. Большего мне и не нужно было. Поэтому я просто задул все свечки разом.

Через пару недель я зашёл на кухню, где завтракали мама с Игорем.

– Вась, скажи, ты ночью не слышал крики? – каким-то странным голосом спросила у меня мама.

– Нет, – ответил я. – А что?

– Ничего, просто сверху, из Катиной квартиры, доносились очень стрёмные крики.

– Они оттуда обычно доносятся, – я пожал плечами.

– Нет, в этот раз кричал ребёнок.

– Маша? – уточнил я.

– Скорее всего.

– И что она кричала?

– Она кричала: «Нет! Пожалуйста, не надо!» – сказал Игорь, намазывая бутерброд. – А потом кто-то заорал «Заткнись!», и после этого всё прекратилось.

– Надо позвонить Коле, –