Князь Благовещенский: Князь Благовещенский. Наместник. Пророк - Виталий Сергеевич Останин

я нашел общий язык с инкой и склонил ее к сотрудничеству, но подать все так, чтобы создалось ощущение моей заинтересованности и лояльности. Мол, смотрите, святой отец, я тут пашу на общее дело изо всех сил, пока вы прохлаждаться изволите. Не чураясь, между прочим, непопулярных методов!

Времени с моего последнего посещения больного прошло всего ничего, отец Доминик по-прежнему возлежал в окружении подушек и страдал. Я ворвался к нему, едва монах-сиделка отворил дверь, и выпалил:

– Инка будет с нами сотрудничать!

Первое правило доклада начальству – начни с хороших новостей и сформулируй их в одно короткое предложение. Потом можно и к неудачам перейти, да и вообще сообщить, что озвученные новости не такие уж хорошие. Настроение и отношение к докладчику формируется с первой фразы.

– И как же вам удалось этого добиться? – с интересом и явным недоверием спросил доминиканец.

Даже как-то обидно стало от такого неверия в мои силы!

– Дедовскими методами, падре. Шантажом и угрозами.

И вид на себя напустил довольный донельзя.

– Поясните, – потребовал тот.

Дал знак монаху, и тот понятливо помог ему занять сидячее положение. Склонил голову набок, отчего сделался похож на черепаху без панциря, и сосредоточенно замер, готовясь слушать меня.

– У девчонки обнаружилось слабое место – ее дочь. – В этом месте я сделал паузу для значительности, после чего пояснил: – Я видел это в ее нити. Куава прячет девочку в какой-то деревне у местных. Я сказал, что расскажу про это место вам, если она не научит меня обходить защиту другого пророка. Дальше все было довольно просто.

Вы же не думали, святой отец, что сделали меня своим следящим устройством? Правду я, так и быть, расскажу, но такого вокруг нее наверчу – замучаетесь разбираться!

– Вот как… Это хороший рычаг влияния, – кивнул старик. – И где же она ее прячет?

– Дочку-то? Все вам расскажи, падре! Не-е-ет! Мы, конечно, союзники, но козырь этот я пока повременю в бой сбрасывать!

Расчет мой был на то, что несуществующая дочь Куавы папистам не потребуется, пока инка будет сотрудничать. А значит, мне позволят утаить эту информацию. Да еще и посмеются над наивностью русского, рассчитывающего оставить у себя рычаг влияния.

Магистр меня не разочаровал. Улыбнулся по-доброму и согласно кивнул.

– Как вам будет угодно, Игорь. Дочь инки орден не интересует, в отличие от ее матери. Так она уже раскрыла секрет обхода защиты?

– Тут все не так просто, но раскроет, я уверен.

– Что же заставляет вас так думать?

– Она затащила меня в какое-то видение, где собралась принести в жертву своему божеству, но там проиграла мне. Потом я ее добил своей информированностью, так что она сейчас просто раздавлена. Дадим ей час-другой, пусть пока свыкнется с мыслью о сотрудничестве с врагом. Это не так просто, по себе знаю.

В завершение этой фразы я послал доминиканцу тонкую улыбку. Которую он тут же отзеркалил.

Некоторое время Доминик изучал меня столь пристально, что позавидовал бы эксперт по Дали из Эрмитажа. Затем растянул в улыбке тонкие бледные губы и молвил:

– Пусть будет по-вашему. Должен признать, вы меня впечатлили. И удивили. Я не ждал от вас такого рвения.

Хотелось выдать ему что-то вроде «одно же дело делаем», но я решил, что это будет явный перебор. Поэтому ответил более нейтрально:

– Не хочется торчать в вашей гостеприимной обители дольше необходимого. Я просто выполняю свою часть договора. Как и вы свою.

Еще один обмен полными скрытого смысла улыбками, и я откланялся, оставив старика отдыхать и набираться сил. Он-то явно хотел еще поболтать, но монах-сиделка посмотрел на него настолько непреклонно, что суровый магистр предпочел с ним не спорить. Лишь взял с меня обещание сразу же доложить об успехах.

Кстати, перед уходом я обратил внимание, что апельсинов на тумбочке стало меньше. Во-о-от! А Альдо смотрел так удивленно: для чего, мол!

– Взять кипу.

Инка выглядела напряженной, но собранной, и инструкции отрабатывала как положено. Сказано, все общение по делу в «кармане» – выполняет. А Тени, стоящему рядом, было достаточно и тех слов, что мы специально для него заготовили. Пленница учит другого пленника читать узелковое письмо погибшего народа.

Послушно я протянул руки и взялся за шерстяные нити. Это был другой клубок, если подобная подробность вообще имеет значение. Не то чтобы они сильно друг от друга отличались, разве что плотностью узлов и сочетанием цветов.

– Один рука держать нить. Второй рука читать узел, – продолжила наставница. – Этот узел говорит «огонь». Два узел рядом вместе с огонь говорит сильный огонь стена. Ты понимать?

– Эти три узла – «стена огня». Понял.

– Нет! Сильный «стена огня»!

Кажется, девчонке пришлись по вкусу игры в шпионов, и она увлеченно вываливала на внимательно наблюдавшего Альдо кучу словесного мусора и явной дезинформации. Это, конечно, было весело, но пора бы и к делу переходить.

– Теперь рука на узел и молчать. Закрыть глаза. Чувствовать узел. Силу, что проходить сквозь нить.

Это был сигнал о перемещении в личное измерение жрицы. Я послушно смежил веки и через мгновенье смотрел на неподвижный тропический лес, окружающий пирамиду.

– Отличная работа! – похвалил я Куаву. – Не знай я правду, сам бы купился!

Инка впервые на моей памяти улыбнулась. Не продемонстрировала мне звериный оскал жрицы, собирающейся вскрыть грудь жертве, не презрительно сморщила носик, а именно улыбнулась. Кажется, даже чуть смущенно.

Кстати, в это свое посещение пирамиды я был одет, а не щеголял голым задом. Правда, не в хламиду доминиканца, а в набедренную повязку из куска расшитой ткани и нескольких ярких перьев. На предплечьях были браслеты из камня и кости, а шею оттягивало массивное ожерелье-воротник, набранное из золотых пластин. На всякий случай я потрогал голову и облегченно выдохнул – хотя бы головного убора из перьев не было! Похоже, «складка» преобразовывала всех, кто в нее попадал, в соответствии с представлением хозяйки о правильном и неправильном. Ладно уж, особого вреда тут вроде нет. Побуду индейцем, с меня не убудет.

– Что теперь?

– Буду смотреть твое сердце.

Реплика жрицы меня насторожила. Сразу вспомнился звук ломаемых ребер, а отголосок жуткой боли, которая этому сопутствовала, лизнула внутренности шершавым языком.

– Слушай, мы, кажется, в прошлый раз с этим разобрались! – возмутился я, отступая на всякий случай от девушки.

– Нет, я не буду доставать твое сердце, – успокоила инка. – Я буду смотреть его. Надо понять, почему ты не можешь видеть, как видит ткач. Ложись!

Алтарь будто подтолкнул меня под колени. Каменюка словно намекала: не трать время, сейчас доктор во всем разберется.

– Куава, а как должен видеть ткач? – Снова оказаться на жертвеннике мне очень не хотелось. – Можно же поговорить просто!

– Ты уже говорил. Ты видишь людей. Смотрел моими глазами, был в моей голове. Так узнал про меня. Услышал мои мысли. Узнал имя, которое я хочу дать дочери. Но не знал, как сделать, чтобы я сама